— Очевидно, не хватало той, последней, капли, — кивнул Скорцени на лежащие перед фюрером злополучные донесения радиоперехватчиков, — которая способна была переполнить его терпение.

— Допустим. И все же странно. После того как вражеская разведка получила такую информацию… акция еще имеет хоть какие-то шансы на успех?

Скорцени встретился взглядом с фюрером, но глаз не отвел. Он все еще оставался человеком, способным выдерживать любой взгляд вождя с видимым спокойствием. Но дело не во взгляде. Он решался. И на это решение ему было отведено секунды. Первый диверсант рейха понимал: заяви он, что акция обречена, и фюрер может решить, что струсил. Или по крайней мере не желает излишне рисковать.

В конце концов, какая из проведенных им операций была застрахована от провала, от гибели всей группы? Если же заверит, что акцию можно спокойно продолжать, тогда встанет вопрос, какого дьявола пробивался на прием? Только для того, чтобы доложить о радиоперехвате? Но это обязан был сделать Кальтенбруннер.

— Я готов выполнить ваш приказ, мой фюрер. Чего бы это ни стоило.

Гитлер поиграл желваками. Ответ ему не понравился. Если бы разговор происходил в присутствии еще нескольких людей, фюрер, возможно, остался бы удовлетворенным — демонстрация беспрекословного подчинения вождю нации оставалась незыблемым ритуалом рейхсканцелярии.

— В этом я не сомневался, — устало произнес Гитлер. Его серое лицо застыло и удлинилось. Теперь он глядел куда-то мимо Скорцени, и штурмбаннфюреру показалось, что вежливость требовала от него подняться и откланяться. Но он находился в кабинете фюрера. Здесь откланиваются тоже по приказу. — С абвером мы разберемся. Давно пора повнимательнее присмотреться к тому, что происходит в ведомстве нашего адмирала. Но мы должны отдавать себе отчет, что провал операции «Большой прыжок» — нечто большее, чем провал обычной операции.

— Это так, мой фюрер.

— Тогда почему не говорите со мной откровенно? Даже вы, Скорцени? Даже вы?

— В любом случае мы должны использовать возможности людей, которые уже действовали в Тегеране. Но не настолько решительно, чтобы поставить под удар всю нашу агентурную сеть. Я имею в виду сеть СД. Бросать туда большие свежие силы, как это предполагалось… Стоит ли?

— Хорошо, я отстраняю вас от этой операции, Скорцени.

Штурмбаннфюрер мрачно уставился на Гитлера. Что значит «отстраняю»? Что означает это отстранение? Что ему больше не доверяют? Руководство операцией будет поручено другому офицеру СД?

«Но ведь он сам требовал от меня откровенности!» — возмутился Скорцени.

— Вы не будете больше заниматься ею. Мы еще подумаем, какие меры предпринять, чтобы «Большая тройка» не чувствовала себя излишне комфортно в душном азиатском Тегеране. Однако вы, Скорцени, нужны мне для других, более важных операций.

Скорцени облегченно вздохнул. Нет, это еще не крах. Он не представлял себе, как смог бы пережить свое крушение, если бы оно исходило не от врага, а от человека, которому так предан и во имя которого совершил все то, что успел совершить.

— Более важных?

— Да, Скорцени.

— Но покушение на «Большую тройку» имело бы огромный резонанс.

— Не меньший резонанс будет иметь и то обстоятельство, что мы отказались от покушения, которого со страхом ожидало полмира. И пусть Новый и Старый Свет увидят, что обвинение в подготовке покушения — всего лишь гнусная пропаганда врагов. Пусть убедятся, что если мы и подвергаем недругов рейха, то лишь в открытом бою, а не выстрелами из-за угла.

— Мудрое решение, мой фюрер.

Почти с минуту в кабинете царило глубокое молчание.

— О чем вы сейчас думаете, Скорцени? Похоже, вы так и не поняли, что я имел в виду, говоря о более важных операциях.

— Вынужден признаться.

— Я не желаю терять вас в Тегеране, пусть даже ради истребления наиболее ненавистных нам врагов.

— Я по-прежнему готов выполнять любой ваш приказ.

— Чаша святого Грааля, Скорцени.

— Настало время?

— Я прикажу поторопить колдунов из «Аненербе». Мы не можем бесконечно откладывать экспедицию, результаты которой будут иметь космическое значение для судьбы рейха.

— И должны всколыхнуть весь христианский мир.

— Вы получите такой приказ, Скорцени, — задумчиво завершил этот странный диалог фюрер. — Настанет время — и вы его получите.

Они шли весь день и потом, после короткого привала, всю ночь.

Перс оказался идеальным проводником, хотя уверял, что местной тайги не знает, поскольку никогда не углублялся в нее больше чем на два-три километра. Если это правда, размышлял Курбатов, то нужно признать, что этот человек обладает удивительным чутьем и умением ориентироваться даже в непролазной чащобе.

Сколько раз ему казалось, что группа окончательно заблудилась и теперь придется часами петлять, чтобы набрести на какой-нибудь хуторок или хотя бы наткнуться на тропинку! Но вот Перс останавливался, несколько минут стоял, опустив голову, словно всматривался в невидимые для остальных следы или прислушивался к внутреннему голосу, а затем вдруг оживал и решительным жестом указывал: «Туда. В километре отсюда охотничья тропа». Иногда пророчествовал еще более определенно: «Держаться. Через полчаса выйдем к охотничьей избушке».

И все происходило так, как он предполагал. При этом Перс не пользовался словами: «может быть», «наверно». Он объявлял свое мнение тоном полководца, принявшего то единственно верное решение, которое только и может спасти остатки его воинства.

— Куда он ведет нас, черти б его побрали? — время от времени возмущался Чолданов, который до появления в группе Перса считался большим и уважаемым знатоком лесных троп. — Пора пробиваться к шоссе или железке.

— Пусть ведет, — спокойно отвечал Курбатов. — Самое разумное, что мы можем предпринять сейчас, это положиться на чутье этого азиата. Главное, чтобы он вел нас в сторону Волги.

Поднявшись на небольшой кряж, Курбатов приказал группе отдыхать, а Радчуку велел взобраться на сосну и в бинокль осмотреть окрестности.

— Кажется, пришли, — тотчас же доложил поручик. — Прямо по курсу, в километре отсюда, усадьба. Чуть дальше — небольшой поселок, за ним железнодорожный мост. Железку пересекает шоссе, выводящее к автомобильному мосту, находящемуся левее поселка.

— Ясно, это поселок Озерный, — сразу же определил Перс, заглядывая в карту, которую Курбатов развернул на коленях. — Дорожники в нем осели.

— Именно там нас и ждут, — заметил Тирбах. — Такие поселки для того и существуют, чтобы их вовремя обходить.

— Неподалеку два лагеря «врагов народа», — сказал Перс. — Скольких их, беглых, переловили в окрестностях этого поселка — умом не постичь. Причем бежавших не только из этих лагерей.