Впрочем, засыпая, князь поймал себя на мысли, что так до сих пор и не ощутил ни радости от того, что вернулся на родную землю, ни печали от того, что на ней идет война, и что сам он пришел на нее отнюдь не с миром.

— Я пришел сюда не с миром — это уж точно, — пробормотал он, чувствуя, как в тело его врывается струя тепла и неземной благодати, именуемой обычным человеческим сном. — Но ведь и встречает она меня не как блудного сына.

Через несколько минут подполковнику показалось, что этой благодати хватило ровно на то, чтобы уже во сне переварить мысль, настигшую его перед забытьем. Слишком уж коротким и неуспокоительным он показался. И не прерван был, а расстрелян густой пулеметной очередью.

— Что?! — подхватился Курбатов, инстинктивно хватаясь за лежавший рядом автомат.

— Похоже, что ваша прогулка в город, князь, не прошла бесследно: нас выследили, — столь же спокойно, сколь и язвительно ввел его в курс событий подъесаул Кульчицкий. — И, кажется, успели окружить.

— Так уж и окружить!

Печка давно погасла, а костры рассвета еще не зажглись, но комната уже наполнилась его усыпляющей серостью.

«Рассвет — время расстрелов, — почему-то всплыло в сознании Курбатова, и он ощутил, как мгновенно охладели его виски. — Неужели вещее предчувствие?»

Пулеметная очередь повторилась. Но теперь она выдалась короткой и почти на полувыстреле прерванной несколькими автоматными.

Ясно было, что идет перестрелка и что она приближается. Но тогда кто тот, с ручным пулеметом? У него в группе пулемета нет.

— Кто находился в дозоре?

— Реутов, — вспоминает Тирбах, притаившись у одного из окон.

— Кто из наших ведет бой?

— Никто.

— Но кто-то же…

— Предстоит выяснить, господин подполковник.

В доме два, почти друг против друга, окошка и дверь. Четвертая стена — глухая. Эта «мертвая зона» автоматически превращала их сработанный из толстых бревен форт в совершенно не приспособленную к обороне лесную западню.

— Так выясните, подпоручик, выясните.

— Иволгин и Чолданов уже в разведке, — пришел на помощь Тирбаху залегший у порога Власевич.

— Тогда где они?

В ответ — молчание.

— Противник приближается, — встревоженно доложил Радчук. Стекла в его окошке нет, а бычий пузырь он сорвал, и теперь, маятником покачиваясь из стороны в сторону, вел наблюдение за подступами к форту.

— Все, оставляем эту ловушку, — принял решение Курбатов, — отходим к распадку. С той стороны, по-моему, еще не палят.

Он не собирался вступать в открытый бой. Не имел права терять здесь людей.

Однако отступать было поздно. Справа от высящегося перед домом холма появились первые фигуры красных. Пулеметчик теперь находился где-то в кустах, у подножия возвышенности, и лишь дважды выдал себя короткими очередями. Судя по всему, патроны у него были на исходе. Зато этими выстрелами он явно дал понять засевшим в доме, что не нападает, наоборот, это за ним охотятся.

— Залечь. Сдерживать их здесь, — приказал Курбатов своим легионерам. — Пулеметчика не обстреливать.

Преследователям в сонном бреду не могло прийти в голову, что у сторожки их встретят сразу шестью автоматами. Потеряв двоих убитыми, они начали поспешно отходить, но Курбатов поднял своих бойцов и, предупредив пулеметчика, преследовал красных почти до предместья. При этом диверсанты сумели уложить еще двоих. Но последний, пятый, все же спасся.

— Можете считать, что это я привел их, — хрипел потом Перс, стоя у двери избушки и все еще держа в руках свой остывающий английский пулемет с короткой широкой трубой ствола — очевидно, оставшийся у него еще со времен Гражданской.

— Мы так и поняли, — заметил Курбатов, глядя, как Ивол-гин и Чолданов заворачивают в плащ-палатку тело Реутова, чтобы здесь же предать его земле. Подполковника командир недолюбливал со дня создания группы, но сейчас он думал не о Реутове, а о том, что погиб еще один легионер и что группа его тает.

— Они пришли за мной, как волки, под утро, — продолжил свои объяснения Перс. — Но я все понял. У меня подземный ход до кустарника, затаившись в котором вы следили за моим домом. Да только они, ироды, тоже не дураки, оставили там засаду. Отступая к сторожке, я не знал, что вы здесь.

— К черту исповеди. Идешь с нами?

— Если примете. И поторопитесь, сейчас они поднимут милицию и расквартированный здесь, неподалеку, у военного завода, батальон.

— Благодарю за информацию. Тело подполковника — в дом. Дом поджечь.

— Не по-христиански это, — робко возразил Иволгин.

— А все остальное, что мы с вами делаем на этой земле, по-христиански? Подполковник Реутов был храбрым офицером, вполне достойным ритуального костра предков. Выполнять!

Диверсанты молча повиновались.

— Да выбросьте вы свою пушку, — вырвал он из рук Перса пулемет. — Быстро вооружайтесь трофейной винтовкой. И не забудьте о патронах.

— Я им руками пасти рвать буду, — хрипит в ответ Перс. — Давно ждал, когда вернетесь. Я эту землю омою их кровью так, как не омывали ее за тысячи лет воды Иордана.

В ненависти Перса Курбатов не сомневался. Но в бою… в бою его еще надо было видеть.

Они добрались до ближайшей речушки. По бревнам, положенным на камни рядом с мостиком, перешли на левый берег, а потом, уже на километр ниже по течению, вернулись к правому и брели вдоль него до прибрежных скал. Описав круг, диверсанты вернулись к валунам, разбросанным неподалеку от мостика. В бинокль Курбатов видел, как около взвода солдат и несколько милиционеров пробежали по их следу до речки. Сидя на ветвях кедра, они с Персом наблюдали, как погоня металась по левому берегу, когда овчарка потеряла их следы у небольшого болотца. А как только уставшие, злые солдаты начали возвращаться на правый берег, маньчжурские легионеры рассредоточились за валунами.

— Власевич, на вашу душу овчарка и офицер, — предупредил Курбатов подпоручика.

— Только бы Иволгин и Чолданов не позволили им драпануть на ту сторону, — жевал какую-то травинку Власевич. — Здесь я им устрою пляску святого Витта[31].

— Должны успеть, — надеялся подполковник, зная, что в эти минуты двое его бойцов переправляются в тыл к красным.

Большая часть отряда погони уже была на этом берегу и теперь отдыхала, дожидаясь отставших. Овчарка порывалась то в одну, то в другую сторону, оглашая тайгу визгливым лаем, но уставшие солдаты уже не обращали на нее внимания. Были уверены, что банда, которую они преследовали, ушла в глубь тайги.