– Мы подождем вас в фургоне, – сказала Руби. – Не торопитесь.

* * *

Сначала они беспорядочно бродили между крестами, по очереди читали имена вслух, как будто, произнося каждое из них, они отдавали дань памяти людям, которых они называли. Но после двадцати, тридцати, сорока имен стало слишком сложно, слишком однообразно, слишком больно.

– Такими темпами мы никогда не найдем Генриха, – сказал Отто, глядя вдаль, на огромное поле. – Почему бы нам не разделиться? Ты пойдешь в ту сторону, а я пойду сюда.

– Ты не боишься идти один? Ты уверен?

В его улыбке она снова увидела молодого человека, быстро вытесняющего в его душе ребенка.

– Я в порядке, мама, – сказал он, неожиданно голос снова опустился в басовый регистр, и это, казалось, уже не застало его врасплох. – Мы просто должны найти его. Мы ведь именно для этого здесь, верно?

Через некоторое время имена слились воедино. Мюллер, Шмидт, Шнайдер, Фишер, Мейер, Вагнер, Беккер, Шульц, Гофман, Шефер, Кох, Бауэр, Рихтер, Нейманн, Кляйн, Вульф… Марта остановилась, чтобы выпрямить спину, и окинула взглядом огромное поле. Она прищурила глаза, словно не желая принимать суровую реальность. Все эти люди были отцами, братьями, сыновьями, всех любили их семьи, а теперь их тела гниют под этой черной, чужой землей. Прах к праху. Это сокрушительный и окончательный приговор. Нет ничего более безоговорочного.

В ста метрах от нее медленно и напряженно двигался Отто, его глаза блуждали влево и вправо с отчаянной сосредоточенностью, с величайшим вниманием выполняя свою мрачную задачу. С такого расстояния он казался выше, шире, его силуэт напоминал фигуру Генриха.

Марта возобновила свои поиски. Каждый раз, когда она читала фамилию Вебер – а это достаточно распространенная фамилия, таких здесь были десятки, – ее сердце останавливалось в груди. И каждый раз, когда она видела, что это – не Генрих, она чувствовала одновременно облегчение и разочарование.

Она услышала, как Отто кричит: «Мама! Сюда!», – и кинулась со всех ног по неровным деревянным дорожкам, сердце ее готово было выскочить из груди. Перед мальчиком стояла высокая стена грубых неровных досок, воткнутых вертикально в землю. Она тянулась метров на двадцать в обе стороны. Медленно она смогла сфокусировать взгляд и увидела, что каждая планка сверху донизу испещрена именами: десятки, сотни, возможно, даже тысячи имен. Наверху было написано: «Избиение младенцев, апрель, 1915».

Кровь застыла у нее в венах. Это была братская могила.

С яростной сосредоточенностью ястреба, отслеживающего свою добычу, Отто уже начал сканировать имена, начиная с верхней части каждой планки и читая до самого низа, прежде чем переходил к следующему столбцу. Она глубоко вздохнула и заставила себя последовать его примеру, начав с другого конца стены. Когда она читала знакомые имена мальчиков, с которыми Генрих ходил в школу или учился в колледже и чьи матери разделяли ее горе с получением похоронок, тяжкий груз печали ложился ей на плечи и давил все сильнее.

Одно из вырезанных имен среди множества других как будто само бросилось в глаза.

– О мой бог! Это Ганс!

Это был сын их соседки, старший из четырех – трое остальных тоже погибли на войне, – невысокий белокурый парень с такой милой улыбкой, что было трудно удержаться, чтобы не обнять его. Этот мальчик провел столько времени в их доме, коротая вечера за шахматами у очага, а все лето они с ее старшим сыном гоняли мяч, играя в футбол в их саду. Он был лучшим другом ее Генриха, пока их пути не разошлись: Генрих пошел в гимназию для одаренных мальчиков, а Ганс – в ремесленное училище, чтобы стать плотником.

И вот теперь они снова были вместе, соединенные великим уравнителем – смертью. Не отрывая взгляда от его имени, Марта прочла короткую молитву за мальчика, которого когда-то знала, обещая, что навестит его мать, как только они вернутся домой. Для нее будет утешением услышать о месте его упокоения. Она взяла небольшой камень и положила на землю под столбцом фамилий.

Наверняка Генрих где-то поблизости. Она жаждала этого момента обнаружения и одновременно боялась его, но он все не наступал. Ее глаза рыскали по именам, пока не заслезились от напряжения, но так и не нашли нужное имя.

Генрих был таким умным мальчиком, он хорошо учился и показывал успехи в спорте. Он довольно поздно вытянулся, превратившись в высокого красивого молодого человека, которого любили друзья и обожали девушки. С безопасного расстояния она наблюдала, со смесью тревоги и материнской гордости, как ровесницы сына собирались вокруг него, хихикая и игриво перекидывая косы на грудь. Мать опасалась, что он может влюбиться и забросить учебу. Они с мужем возлагали на сына большие надежды, а он в свои семнадцать лет, видно, решил пойти наперекор их желаниям, бросил колледж и пошел добровольцем в армию.

– Разве это плохо – хотеть немного развлечься? – с вызовом кричал он. – Кому вообще нужно образование? Торчать в библиотеках и зубрить эти скучные старые книги. Я могу учиться в реальном мире.

Вот ты и развлекся, мой дорогой Генрих, вот тут, в грязных окопах Фландрии. Но где же он? Отто поднял на нее взгляд и пожал плечами. Лицо его было белее мела.

– Его тут нет, мама.

Но если Ганс был здесь, Дитер, Кристиан и Питер, все эти ясноглазые студенты колледжа, которые пошли на фронт вместе с ним, то Генрих тоже должен быть здесь! Или он погиб где-то в другом месте? Но соседка была так уверена… Марта заставила себя сосредоточиться на стоящей перед ней задаче. Похлопав по сумке, свисавшей с плеча, она нащупала маленький кожаный мешочек и вспомнила клятву, которую дала Карлу.

– Давай поищем еще немного, чтобы быть абсолютно уверенными. Мы ведь не зря проделали весь этот путь.

Они как раз вернулись к поискам, читая имена на могилах на другом участке кладбища, когда Марта заметила большой черный четырехместный автомобиль, который остановился у обочины в дальнем конце кладбища. Несмотря на то что люди, вышедшие из автомобиля, были одеты в гражданскую одежду – в светлые летние полотняные пиджаки и зеленые фетровые альпийские шляпы, – однако по заметной военной выправке и по тому, как трое из них вытянулись по стойке смирно, когда командир отдал какой-то приказ, Марта сразу поняла, что они либо полицейские, либо солдаты, возможно, офицеры в штатском. Что привело их сюда? Может, они приехали арестовать ее за шпионаж?

Но эти люди не проявляли никакого интереса ни к ней, ни к Отто. На самом деле мужчины едва взглянули в их сторону, и через несколько мгновений она снова позволила себе дышать. Двое мужчин с планшетами в руках двинулись по дорожкам между могил и стали, как ей показалось, записывать имена с табличек на крестах и надгробиях. Третий двинулся вслед за начальником, заметно прихрамывая, опираясь на палку. Отто, чей слух был острее, тотчас встрепенулся.

– Клянусь, они говорят по-немецки, мама, – прошептал он.

– Не обращай на них внимания, – она не собиралась отвлекаться от своей цели после всего того, что им пришлось пережить, чтобы попасть сюда. Они вернулись к поискам, но спустя несколько минут она услышала приближающиеся шаги за спиной.