– Вот за это спасибо, Левкович. Вовремя!

– Там дальше, – сотник махнул рукой себе за спину, – еще барашки есть. Выберешь себе парочку, скажешь казакам – я повелел. Если хочешь – могу вечером к тебе татарина прислать. Лучше них барашков никто жарить не умеет!

Нелидов широко улыбнулся:

– И снова спасибо, Левкович. А как сходили-то? Пруссаков видали?

Сотник покачал головой:

– До самого Тильзита ни одного королевского солдата. Гусары с секунд-майором Романиусом всю душу из обывателей вынули – нет ли, мол, никаких других дорог? Не нагрянут ли как снег на голову? В общем, не волнуйтесь, пехоцкие. Копайте спокойно, городу на выручку никто не придет, – потом понизил голос и сказал чуть тише: – И вот что, Нелидов. Если будете по прусской земле головным дозором идти – внимания не теряйте. Солдат здесь нет, но обыватель злой и оружный. У нас давеча двух казаков застрелили и еще двое сгинули без следа. Так и не нашли.

– Учту, Левкович.

– Ну, бывай, господин капитан!

Казак дал шенкеля коню, направляя его вперед.

Стадо и правда было большое. Не просто большое – огромное! Одних только коров за тысячу, а овец и того больше. Это ж сколько казаки мыз раскулачили-то? Сколько здесь хожу – ни разу не видел, чтобы на мызах или в деревнях стадо больше ста голов было. А тут такая орава! Всему нашему корпусу надолго хватит!

Но самое главное, это все увидели осажденные. Вскоре от крепости прибыл парламентер, и пушки замолчали.

Только вот теперь генерал Фермор уже знал, что прусский генерал Левальд не придет на выручку Мемелю, а рейд казаков и гусар по прусским землям дал осадному корпусу достаточно провизии. И если на вчерашних переговорах Фермор предлагал выпустить гарнизон с казной, знаменами и пушками, то на сегодняшних позиция была куда жестче. Казна, склады и провиант города должны были достаться победителю нетронутыми и непорчеными. Если вдруг будет попытка сжечь или как-то подпортить склады провианта и цейхгаузы – то ни о каком почетном выходе гарнизона с оружием и знаменами даже речи быть не может.

Комендант Мемеля возмутился тем, что условия поменялись, и опять отказался. Парламентер уехал ни с чем, а в четыре часа пополудни снова загрохотали пушки.

Утром двадцать четвертого числа наши рабочие команды прокопали траншею до Альт-гофа и завели там в кеселя две гаубицы. Вот теперь все. Теперь и южный выход из города находится под обстрелом наших пушек.

После первых же выстрелов со стороны Альт-гофа над задымленным Мемелем начали подниматься белые флаги.

Город капитулировал.

К шести часам вечера переговоры о капитуляции между прусским комендантом и нашим генералом Фермором закончились. Стороны договорились, что назавтра, двадцать пятого июня, в город войдут наши войска, а прусские, соответственно, выйдут. Пруссакам – ночь на сборы в цитадели крепости. Им предстоит долгий марш на юг, к своим. А пока их караулы на городском валу сменятся нашими.

Наша рота с развернутым знаменем и под барабанный бой зашла в город. Прусские солдаты растащили в стороны рогатки и опустили мост через ров у Штейнтора – насколько я понял, так они называли восточные городские ворота. Короткая церемония смены караула, усталые, закопченные прусские солдаты отсалютовали капитану Нелидову и нестройными рядами ушли по улицам города в цитадель. Поручик Нироннен поставил у ворот дюжину солдат во главе с ундер-офицером Фоминым, и рота растеклась вправо и влево от ворот, сменяя пруссаков на бастионах и улицах города.

Так-то по идее задача нашей роты – удерживать мост, ворота и часть вала на случай, если вдруг прусский гарнизон передумает сдаваться. А по сути… за три дня в город прилетело более двух тысяч ядер и около полутысячи бомб. Сам город не такой уж и большой: тесная многоэтажная городская застройка, стиснутая крепостными валами. Разумеется, ядра и бомбы прилетали не только по валам и бастионам. На улицах то тут, то там – руины домов и следы наспех затушенных пожаров. А генералу Фермору завтра предстоит торжественно вступать в Мемель. В сопровождении оркестра, с развернутыми знаменами, со свитой и на белом коне. Не пристало, знаете ли, целому генералу ехать среди пожарищ и разрушений.

Конечно, ремонтировать город – это задача местных жителей, а не армии. Но… сегодняшняя ночь в Мемеле – это ночь безвластия.

Говорят, по обычаю взятый приступом город на три дня отдают солдатам для взятия добычи. Не знаю, может, где-то оно и так. В нашем же случае Мемель капитулировал на почетных условиях и сразу стал собственностью матушки-императрицы. А значит, ни о какой добыче для солдат не могло быть и речи. Нам отдельно зачитали приказ – не грабить, бесчинств не чинить, здешних обывателей не обижать.

Только вот когда мы вошли, мародерство и грабежи были уже в самом разгаре. Местные грабили других местных, а прусским солдатам не было до того никакого дела.

Тут ведь как вышло… когда прусский комендант, подполковник Руммель, отдавал приказ сжечь предместья – он не особо заботился о том, как посадские люди будут жить дальше. Оно и понятно, у него другая задача: защитить город. Сейчас осада закончилась, а значит, городские скоро попросят посадских пойти прочь. Ситуация усугубляется тем, что горожане в большинстве своем – немцы. А посадские – сплошь литовцы да поляки. Прусской власти в городе больше нет, а наша еще не началась. Местный бурмистр еще не провел учет всего, что пострадало при обстреле и пожарах. Обывателям в массе своей неизвестно, как новая власть распорядится имуществом тех мемельских дворян, что отбывают вместе с гарнизоном на юг, в Пруссию. Так же еще неизвестно, что будет с теми, кто останется. Никто ничего не знает. А значит, война все спишет.

Посадские, сбившись в стаи, пытаются использовать возможность поправить свое материальное положение. А где-то и не посадские, где-то даже и городские лихо пользуются случаем, чтобы потом списать на войну и посадских.

Поэтому на воротах и прилегающих к нему бастионах осталось лишь две дюжины наших, а остальные, разбившись на шестаки, тройки и пары, отправились патрулировать город.

А еще – покойники. У центральной городской кирхи служили заупокойные мессы прямо на улице, одну за одной, и повозки с умершими сплошным потоком шли за стену, на городское кладбище. Хорошо хоть не через восточные ворота – Штейнтор, а через южные, Альттор.

Так и прошла эта безумная ночь – то завалы растаскивали, то махали прикладами да шпицрутенами, успокаивая особо буйных горожан и внушая им почтение перед новой властью. Нет, мы их не обижали. Просто приводили к смирению. А даже если кто и сочтет, что обижали, то уже не наша печаль. Это нехай офицеры отбрехиваются. Главное – в городе к утру должен быть порядок.

Стычки спонтанно возникали то тут, то там, и наши отряды только и успевали их гасить. Ундер-офицеры постоянно перетасовывали команды солдат. То на очередную уличную драку в группу Ефиму придадут мастеров кулачных боев из других капральств, то на руины дома кликнут тех, кто раньше имел большой опыт в строительстве, то меня позовут помочь Никанору Михайловичу с перевязками раненых и увечных… В общем, уже через несколько часов пребывания в городе состав ротных капральств оказался причудливо раскидан по разным командам. Причем так, что все молодые солдаты были собраны отдельно.