Таисии, толку в полиции мало, под программу защиты свидетелей она не попадает. Но помочь нужно, и мы нашли способ. Битников мне должен, у него неплохие связи.

Тень у забора замечаю сразу, и когда она трансформируется в широкоплечего парня и загораживает дорогу, я уже зажимаю в кулаке кастет. Держу так, чтобы видно не было, провоцировать конфликт последнее, чего бы хотелось. Под кучей камер. О чем собираюсь сообщить вслух, если человек не освободит дорогу немедленно.

Он рукой взмахивает, шатается. Не в себе? Пьян? Обдолбан?

Прикидываю, есть ли с собой наличные. В этой ситуации разумнее отдать, чем драться.

Замедляю шаг. Есть ли смысл вернуться к зданию и попросить охранника проводить, как узнаю стоящего напротив человека. Усмехаюсь.

Кастет оставляю в кармане, сам скрещиваю руки.

— Семен, ты ли это прогуливаешься?

— Поговорить надо, Максим Станиславович.

— Давай. В понедельник приезжай ко мне на работу.

— Сегодня! — рявкает он. — Сейчас!

Черт, как не вовремя.

— Тебе отец что сказал, малой?

— Максим Станиславович, я не отступлю! — в голосе слышится неуверенность. Отец у него мужик грозный, ты погляди-ка, парень даже ему сопротивляется. — Не могу и всё! Честно вам говорю, в сердце Аня засела. Занозой, — с размаху впечатывает кулак в грудь. Так отчаянно, что аж сам пошатывается.

— Занозой, говоришь?

— Ни спать не могу, ни есть. Всё время думаю. Ну не могу я тайно за спиной. Хватит с меня. Но и отступиться не выходит.

— И… что ты предлагаешь? Бой?

— Насмехаетесь? Отлично. Я предполагал, вам лет под сорок, а вам всего тридцать два, не так уж вы и старше меня. Так что будет честно.

— Драться мы тут не будем, Семен. Не под камерами.

— Я ее люблю! — вырывается у него.

— Я тоже ее люблю.

Дальше становится тихо. Мы смотрим друг на друга. Темно. Ветер ледяной прошивает.

Улица освещается отлично, не работает всего один фонарь по пути к парковке, и конечно, Семен поджидал именно у него. Мои слова как будто шокировали охранника, он ожидал не этого.

— Она очень хорошая, добрая, чистая девушка.

— Я знаю, — отвечаю. — Пусть она выбирает, окей?

— Она не может выбирать, пока вы ее не отпустите.

— Ты мне предлагаешь ее из дома выгнать для чистоты эксперимента?

Он молчит, потом психует. Пинает сугроб. Я понимаю степень отчаяния, но и помочь не могу. Его любимая — замужем.

Колесо варды сделало круг. Каждый их нас рано или после проживет каждую роль в собственной трагедии.

Семен шаг ближе делает — не очень уверенный. Видно, что настроен на бой, но уместность его под вопросом, оттого и нажрался. Оттого и под камерами. Еле стоит. Портить ему жизнь не хочется.

— Давай так, — я демонстрирую ладони. — Мне нужно девушку вывезти в безопасное место. Сейчас. Ты выпьешь кофе и поможешь, а после мы отправимся в бар, где ждет Денис. Там накатим и дальше видно.

Семен скептически прищуривается.

— Что за девушка?

— Таисия, подруга Ани.

— Не припомню у нее таких подруг.

— Она недавно появилась. И время поджимает.

Кофе покупаем в ближайшем точке макавто, двойной сладкий эспрессо Семену и одинарный — мне. Боец мужественно пытается протрезветь, трясет головой периодически.

— План такой: паркуемся у торгового центра, ждем. Если никто не приходит, идем вот по этому адресу, — показываю мобильник с открытым навигатором. — Ближе подъехать нельзя, машину заметят. Но есть надежда, что девочки спокойно выйдут сами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- А… что с ними?

— Таисии двадцать шесть, она талантливый педиатр, и мать прекрасной семилетней девочки. Такой же рыжей, как Аня. Таисия потратила кучу сил и нервов, чтобы выучиться и устроиться на работу, и она просто обожает свою дочь. И все в жизни Таисии было хорошо и замечательно, она кормила свою маленькую семью и платила налог баро. Пока родители не решили отдать ее замуж. За одного козла. Таисия — цыганка, воспитанная в таборе, и хотя она довольно свободолюбива — осушаться не имеет права. Вот только будущий муж — тварь та еще. Он еще не женился, а уже попытался всыпать девочке ремня. Таисия вступилась, и получила от родителей за это.

— Пиздец.

Вздохнув, добавляю:

— У цыган есть такая традиция — заключить браки очень рано, чтобы и жених и невеста были невинны. Нередко девочка переезжает в семью жениха лет в десять, там живет, помогает по хозяйству, привыкает. И как только жених входит в пубертат, их и женят.

— А как же школа?

— Трех классов обычно достаточно. Таисия понимает, что отчим в первый же год совместной жизни отдаст Радку замуж. Так сказать на вырост. Нам нужно вывезти девочек в определенную точку, откуда их увезут очень далеко. Я могу доверять тебе?

— Конечно, — решительно сообщает Семен.

На светофоре открывает дверь, выплескивает на руку воду из бутылки, быстро трет лицо. Захлопывает дверь, растирает щеки.

— Не простудись, малой.

— Вы меня старше на шесть лет.

— Как мне недавно сказали — я свою молодость променял на власть, — шучу. — По плану всё пройдет спокойно, мы просто их вывезем.

— Одного не понимаю. Почему этим делом занимается господин депутат?

Цокаю языком. А это ты зря. Пытаюсь списать на алкоголь и ревность.

— Потому что господин депутат знает Кале. «Чужих» таксистов там не бывает, а свои не помогут. Полиция пока еще не вся на стороне… хм, добра. И я знаю, куда не добивают камеры.

Мы подъезжаем к нужной точке, паркуемся в тени. Я выхожу из машины и закуриваю — тишина. Взгляд на часы.

Плохо. В идеале девочки должны были ждать здесь.

Семен ходит из стороны в сторону, мельтешит. Но хотя бы протрезвел более-менее.

— Я пробегусь по окрестностям?

— Только если быстро.

Он исчезает в темноте, некоторое время я продолжаю курить. Затем смотрю на месяц. Честная цыганка никогда не позволит себе убежать из дома и пойти против воли родителей. Что победит, уважение к семье или любовь к дочери?

Неужели первое? Аня сказала, что Таисия умоляла о помощи.

Едва думаю об этом, как появляются две фигуры. Семен и девушка. Без ребенка.

— Что случилось? — выпаливаю, подлетев.

— Ману, помоги, — задыхается она в истерике. — Радка у Кусаиновых. Пожалуйста! Заклинаю, вытащи мою дочь! — она пытается опуститься на колени, мы с Семеном ее подхватываем, к машине ведем.

Ее трясет то ли от страха, то ли от холода.

— Перенесем побег?

— Они мне ее не отдадут! До свадьбы и удочерения не отдадут! — захлебывается. — Ее подарят в другую семью, Ману! Ей семь лет! Только семь!

— Она в доме Анхеля?

— Да-а. Ей бы знак подать… какой-нибудь! Радка может выбраться, есть дыра в