В заведениях поскромнее джаз не играли, зато под мотив цыганских скрипок и гитар напевала «Спускалась ночная прохлада» певица Берта Червонная. Она собирала на свои выступления множество народу.

В Харбине конкуренцию Берте составляла исполнительница «жестоких романсов» Софья Реджи.

Знакомая семья китайских репатриантов вспоминала о Вертинском:

«…Вертинский приехал из Парижа, потому что его там хотели обмануть, он обиделся и приехал в Шанхай. Сначала на гастроли, но его так здесь принимали, что он решил остаться. Александр Николаевич для нас, для всех русских, был лицом почти священным. Мы его просто обожали. Он был необыкновенно популярен. Концерты давал нечасто: примерно шесть концертов в год. Шанхай ему очень нравился, его прекрасно принимали. Он тогда открыл маленькое кафе-ресторан “Ренессанс”, только оно быстро прогорело. Он ведь не мог отказать, если его просили помочь с деньгами. Часто поил-кормил бесплатно, широкая душа. Он всех угощал. Были люди, которые пользовались этим. Поэтому это кафе быстро разорилось…» Александр Николаевич слыл подлинной знаменитостью среди обитателей русской колонии, и зарисовки о нем сохранились на страницах десятков мемуаров первых изгнанников.

«…Мы очень дружно жили – русские эмигранты и граждане, имевшие советское гражданство. Вместе отмечали все праздники… Среди молодежи было популярно сочинять песенки “под Вертинского”. Имя его было на слуху, его все любили. Концерты Вертинского в ресторанах “Аркадия” и “Ренессанс”, в кинотеатре “Лайзиум” проходили с неизменными аншлагами.

…Когда он заходил к дяде, я его видел. Я не сидел с ними за столом, не участвовал в их беседах, но Вертинский иногда говорил со мной. Узнав, что я учусь во французской школе, он переходил на французский язык. Он говорил, что нет на свете лучше города, чем Париж. Помню, что я ужасно стеснялся, мне казалось, что я перевираю, неправильно произношу слова. В апреле 1942 года я побывал на свадьбе Александра Николаевича Вертинского с Лидией Владимировной Циргвава. Когда они венчались в православном кафедральном соборе на улице Поль-Арни, я там был. Не потому, что меня пригласили поздравить молодых, просто у нас было принято, что в церкви мальчики в возрасте от 10 до 15 лет были служками. Мы надевали красивые белые стихари, шитые чем-то вроде золота, и вот когда надо кадило вынести, подсвечник переставить, это была наша обязанность. Вертинских венчал отец Михаил Рогожин, настоятель этого храма. И то, что я запомнил на всю жизнь, – люди не поместились в церкви.

Они были на крылечке, за крылечком, они ждали на улице. На клиросе пел прекрасный хор, все выглядело как в большой престольный праздник… В 1947 году я вернулся в СССР и обосновался в Казани. А шесть лет спустя судьба странным образом опять напомнила мне о Вертинском – в двух кварталах от меня поселился Жорж (Георгий Яковлевич) Ротт, считавшийся в эмиграции лучшим аккомпаниатором русского шансонье. Он, конечно, съездил к Александру Николаевичу в Москву, надеясь вновь выступать с ним, но Вертинский уже познакомился с Михаилом Брохесом. Собираясь вместе, Ротт и я вспоминали о Вертинском и пели его песни, особенно любили: “Ты не плачь, не плачь, моя красавица”. Сам Жорж при этом не плакать не мог…»[39]

А в другом центре русской диаспоры – Харбине в 30-е годы репертуар Вертинского (и авторские песни в стиле «ариеток Пьеро») с большим успехом исполнял А. Кармелинский, а потом и Леонид Андреев под псевдонимом Моложатов.

В 30-х Александр Кармелинский (1894–1938) и Леонид Андреев-Моложатов решили принять советское гражданство и уехать в СССР – продолжать карьеру. Кармелинский был репрессирован (не так давно в Книге памяти общества «Мемориал» по Нижегородской области была напечатана краткая информация о нем), Андрееву-Моложатову репрессий удалось избежать. Однако достичь такой популярности, которая была у Вертинского, ему, конечно же, не удалось.

На Западе Вертинского много издавали на пластинках: попадая контрабандой в СССР, они создавали ему будущую аудиторию.

А. Н. Вертинский. На лацкане значок лауреата Сталинской премии. 1950-е

По возвращении из эмиграции певец за четырнадцать прожитых в СССР лет даст тысячи концертов, снимется в нескольких кинофильмах, но не получит никакого актерского звания и не увидит ни одной рецензии о своих концертах в советской прессе.

За свои же киноработы Александр Николаевич удостоился Сталинской премии.

Не она ли вдохновила его на создание стихотворения «Он», посвященного генералиссимусу?

Старые московские коллекционеры утверждают, что сохранилось авторское исполнение этой песни. Во всяком случае в концертах эта вещь звучала.

По крайней мере в одном.

Александр Жовтис в «Непридуманных анекдотах» пишет:

«Вскоре после возвращения из эмиграции в Москву А. Н. Вертинский дал концерт в Доме литераторов. Он пел свои классические вещи…

– А сейчас, – сказал певец, – я спою вам “Песню о Сталине”. Слова и музыка мои:

Чуть седой, как серебряный тополь,

Он стоит, принимая парад.

Сколько стоил ему Севастополь!..

Сколько стоил ему Сталинград!..

И в седые, холодные ночи,

Когда фронт заметала пурга,

Его ясные, яркие очи

До конца разглядели врага.

В эти черные тяжкие годы

Вся надежда была на него.

Из какой сверхмогучей породы

Создавала природа его?

Побеждая в военной науке,

Вражьей кровью окрасив снега,

Он в народа могучие руки

Обнаглевшего принял врага…

Тот же взгляд, те же речи простые,

Так же мудры и просты слова.

Над истерзанной картой России

Поседела его голова.

Трудно представить себе это, но руководивший в ту пору Союзом писателей А. А. Фадеев испугался “нелитированных”, то есть явно не проходивших через цензуру, строк и попросил у артиста текст. Через несколько дней во время очередного инструктажа у Сталина он доложил вождю народов:

– Вертинский в концерте спел “Песню о Сталине”. Вот эту…

Вождь внимательно прочитал стихи, минуту подумал и сказал:

– Это сочинил честный человек. Но исполнять не надо!..

Об этом разговоре Фадеев рассказал писателю В. М. Крепсу, со слов которого я знаю об этом вечере и руководящем указании вождя».

Специально для этого издания воспоминаниями о концерте А. Н. Вертинского поделился коллекционер из Москвы Н. Н. Маркович.

«Концерт состоялся в 1956 году в Москве, в ЦДРИ.

Столько лет прошло, а помню всё, как будто это было вчера.

В зале было очень мало молодежи. Большинство зрителей состояло из женщин, которые, очевидно, помнили Вертинского еще с дореволюционных времен. На эстраду вышел человек с усталым лицом во фраке. За роялем был аккомпаниатор