Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он обернулся. Миша, свернувшись клубком, обильно выплевывал кровь. Живот вспороли, выпустили кишки наружу. Рядом стоял Саня, истерично смеялся, давил фальшивую, злую ухмылку.
— Ты что творишь, урод?
Даня прицелился.
Миша закашлялся, сплюнул тонкий ручеек крови. Взгляд притупился, остекленел.
— Саня, что ты творишь?
Тот только посмеялся, рассекая воздух охотничьи ножом.
— Ха! Ты — монстр, тебя надо порезать? Да!
— Отвали, придурок! Подойдешь — накормлю свинцом! Ты не понимаешь, что творишь!
Снег багровел, в такт шагам убийцы.
— Хе, нужно отрезать тебе голову и скормить монстрам! Да, псина? Да, чёртово отродье?
Даня положил палец на курок. Он дрожал. Как в ту ночь. Боялся двинуться, страх сковал тело.
«Нет-нет! Я не могу, не могу двинуться… Черт, меня будто сжали, — думал он. — А ведь я обещал…»
— Ты ведь лгун! — хихикал Саша, не переставая зло улыбаться. — Врёшь нам, себе, всем вокруг! Трус. Ну давай, выстрели в меня, пришей!
Он почти подошел. Потом согнулся. Сделал рывок. Удар! Даня успел увернуться, взять Сашу в захват, обездвижить руку с ножом. Он сдавил его шею, так, что тот стал похож на помидор и нелепо закряхтел.
— Сдохни, сука! — бормотал пепельноволосый. — Раз в себя не можешь придти, так хотя бы сдохни…
— Эй! Даня, сюда!
Даня на секунду отпустил обмякшее тело Саши, посмотрел в направлении дома.
— Егерь?
Перевозчик был около двери, держал АКСУ наготове.
— Слава богу ты здесь! — Даня облегченно выдохнул. — Там, в доме, домовой! Сильный, зараз-за!
— Вижу, — спокойно ответил перевозчик, глядя на распластанный труп Миши. — Отпусти этого и оставь снегу. Он уже без сознания. Нужно прикончить эту мразь. Живо ко мне!
Даня бросил кряхтящего Саню, схватил выроненный калаш, быстро побежал к дому.
— Эй! — сзади послышался знакомый, хриплый голос. — Ты не туда идешь, сынок.
Даня замер. Обернулся.
— Дядя?
Хриплый стоял в своем привычном положении, чуть сгорбившись. Одет он был в обычное сталкерское тряпье.
— Ты запутался, сына. Это не Дамир.
— Что… что происходит?
Позади Артёма всплыли две черных фигуры.
— Дядь, сзади, сзади! — закричал Даня, вскинув автомат. — Осторожно, сзади!
Артем улыбнулся, закурил сигару. Кубинскую.
— Даня, это не Дамир, — он ткнул пальцем в Егеря, — а дешёвая копия.
Силуэт перевозчика задрожал.
— Даня, твою мать, не отвлекайся, иди сюда! — ворчал перевозчик, кивая на дверь.
Голова закружилась. Стало совсем плохо соображать. Будто разум взяли в тиски.
— Не бойся, иди ко мне, — спокойно сказал Артем. — Так будет лучше.
— Но… Но эти двое?
— Они помогут, Дань. Поверь мне.
— Не слушай его! Черт, щас эта тварь уйдет! Даня, шуруй сюда!
Но было поздно.
— Прости меня, дядь… Что не смог спасти… Прости, — слезы ручьем пустились по щекам. — Я хотел… Правда хотел тебя защитить…
Он всеми силами прижался к Артёму.
— Всё в порядке, сына… Будь сильным.
Очертания поплыли, всё задрожало, растеклось и смешалось. Тонкий писк забил уши. Но и он скоро стих.
5
Проснулся от взрывов. Громких, оглушающих взрывов. Где-то близко.
— Твою мать! — смутно послышался чей-то голос рядом.
— Там чё, динамит лежал? — спросил второй, не менее знакомый.
— Скорее всего баллоны с газом.
Взгляд немного прояснился, писк в ушах утих. Одинокий домик буквально разорвало, разворотило в щепки. Его обуяло дикое пламя, жадно пожирающее гнилые доски.
Разбилось окно. Оттуда, шипя, взвывая и крича, вырвался маленький карлик, пытающийся отделаться от прицепившегося огня. Он упал в снег, заворочался, что-то вскрикнул. Бах! Раздался очередной взрыв, разбивший остатки домишки. Тварь прибило к снегу кусками горящих досок. Она что-то недовольно просипела и стихла. Снег окрасился в черно-красные тона, а щепки досок, словно град, осыпали землю.
Миша, смотрящий за происходящим, перекрестился.
— Может он жив? — хныкал Саша, сидя обняв колени. — Может, Никита жив?
Булат сел рядом, положил руку на плечо.
— Нет, Саш. Его теперь даже не похоронить. Сгинул он.
Сашу затрясло. Бугай оставил его.
— Приём, это четвертая! Булат, мать вашу, что там за взрывы? — запищала рация.
— Приём. Домовой, закидали молотовыми. Видимо, в доме были баллоны с газом, они и рванули.
— Тварь убили?
— Да, но у нас один двухсотый и двое трехсотых, лёгких.
В рации выматерились.
— Нас Беркут повешает! Чёрт, ладно… Мы всё обыскали, давайте подтягивайтесь к нам и сваливаем отсюда. Остальным группам сейчас сообщим.
— Понял, Крастер. Ждите. Конец связи.
К этому моменту Даню успели поднять. Он отряхнулся, вытащил из снега автомат, потер лоб.
— Что случилось? — он посмотрел на собравшихся. Вся пятая группа: Булат, Крюк, Ильин, Шувер, Косой, Ожог и он с пацанами. Все ошарашенно смотрели на догорающий домик.
— Ты сам не свой был, — пояснил Крюк, усевшись на старый пень — Мы пришли, а тут Сашка лежит, еле дышит и ты у ворот домика стоишь. Мы тебя звали, но ты не слушал. Слава богу, вдруг замер, так тебя Булат и схватил, хорошенько отогрев по голове.
— Ты уж прости, Дань, — серьезно сказал Булат, — иначе никак было.
Даня кивнул, посмотрел на Саню, потирающего шею.
— Да… Ты тоже прости, — бормотал Саша. — Я думал вы с Мишкой в ходоков превратились, вот и полез…
Сам Миша не ответил, только грустно вздохнул.
— Да, Дань. Видимо, сильный домовой попался…
— А Никитка, — протянул Ильин, кривя кислую мину. — Никитка!
— Отставить нытье, — жестко процедил Булат, — оплакивать будем потом. Задача сейчас — сомкнуться с четвёртой группой. Они все обшмонали, да и нам тут делать нечего. Приказ понятен?
— Так точно, — дружно прогалдели сталкеры.
Были они в тридцати метрах от того проклятого места, так что, до четвертой группы оставалось недолго.
Ба-бах! Последние остатки дома обвалились, оставив после себя только горсть щепок и пепла.
— Ну, хуже уже точно не будет, — выдохнул Саша, утирая пот и слезы с лица.
Оставшиеся девять человек колонной двинулись вглубь деревни. Шли быстро и молча.
Даня поморщил нос. Обернулся. Позади, совсем невдалеке, у старых скрученных берез стоял человек. Горбатый, сутулый, засыпанный снегом. Что-то кряхтел себе под нос.
Парень скинул калаш, прильнул к мушке, разрядил несколько пуль точно в голову. Туша затрепыхалась, рухнула наземь.
— Это что за срань? — спросил Миша, вытаскивая сорок седьмой.
Группа оглянулась. Крюк выматерился. Булат поддержал.
— Это, мать вашу, — процедил Ильин, — ходаки…
Наледь на снегу трещала, сугробы лопались, будто воздушные шарики. Из-под белого ковра поднимались десятки живых трупов. Грязные, обросшие, уродливые сгнившие снаружи и покрытые волдырями, с кусками льда, вросшими прямо лицо, ломая себе кости, они, словно в голливудских киношках, восставали из снежных могил. Одеты были в простую, гражданскую одежду, а вернее, то что от нее осталось: кофты, джинсы, шубы, штаны…
— Так вот куда все
