все-таки выпила отвар несколькими большими, рваными глотками. Имва с трудом удержал чашку, чтобы та не упала. Небольшие струйки потекли по подбородку Виктории, капая на шею. Она хотела что-то сказать, но лишь зевнула, потом еще раз и прикрыла глаза.

– Ты дал ей снотворное?

– Это нечто большее, – произнес Имва, разглядывая темные разводы внутри чашки. Пар развеялся, и он уже не видел образов, поднимавшихся с поверхности отвара.

– Я так и не понял, зачем тебе подвал. Разве травы не подействуют?

– Отвар помогает успокоить разум. Я собираюсь сделать нечто большее.

В голове вертелись слова наставника: «Проникать в разум живого существа очень опасно и непредсказуемо. Делать это можно лишь в крайних случаях». Но выбора не было, случай и вправду был крайним. Имва лишь догадывался о том, что может пойти не так. Можно повредить разум Виктории или свой. Но о таком лучше не думать. Иначе и вовсе ничего не получится.

– Отнеси ее в подвал и начнем.

Имва повернулся к петуху, достал зерна, высыпал их прямо на пол и сказал:

– Пожелай нам удачи.

«Надеюсь, я вижу тебя не в последний раз, друг».

Дорогу вниз он преодолел, как в трансе. Вроде и шел, как обычно, и даже коротко отвечал Рантару, а все равно не верил, что это происходит. За спиной он вроде бы слышал голос Гуго: «Святые имена, Антар, я не позволю тебе одному сидеть с ним в подвале». Но настрой хозяина дома сейчас совершенно не беспокоил Имву.

В сырой мгле подвала подрагивала пара факелов, оголяя пустоту. Даже странно было видеть подобное, учитывая, какое количество вещей валялось по остальному дому. Однако за этой скудностью таилась знакомая сила, стоило Имве сделать шаг на землю. Да, та была истощенной и подавленной, но в то же самое время звала к себе, восстанавливая знакомую связь, будто, наконец, корни Имвы дотронулись до желанной почвы. Он даже снял с ног повязки, радуясь пробирающему тело холоду. И земля слабым отголоском отвечала ему взаимной радостью.

В сумрачном свете Рантар и Гуго смотрелись совсем бледными, но это была наверняка лишь игра света. Рантар положил хрупкое тело Виктории на землю, а Имва уселся у ее головы. Внутри все противно то сжималось, то разжималось, оставляя терзающую пустоту между животом и сердцем. Имва тоскливо осмотрел людей.

– Когда я начну, не останавливайте. Что бы ни происходило. Иначе будет только хуже.

– Святые имена, – пробормотал Гуго, садясь на лестницу. Рантар коротко кивнул. Но Имва заметил, что он сжал топоры.

Щека на месте пореза от топора зачесалась, хотя царапина уже затянулась. Имва подумал о том, что еще может отступить, что можно придумать другой план или просто признаться, что он не знает, как провести ритуал. Так просто. Встать и сказать, что Имва не будет это делать. Слова вертелись на языке, но все никак не могли слететь с губ. Если сдаться сейчас, когда другу нужна помощь, как Имва сможет смотреть на себя? Как посмеет хотя бы надеяться, что станет героем? Он пришел сюда, чтобы учиться. Значит, надо это делать.

Он опустил взгляд на безмятежное лицо Виктории. Она спала, погруженная в сны, и смотрелась куда более тонкой и хрупкой, чем обычно. Имва ощутил жар, разливающийся по телу. Его наполняла мысль о власти, о том, что человеческая жизнь находится в его руках. Пугающая и в то же самое время манящая мысль. Перед глазами предстал сияющий цветок, который он может заслужить. И тогда вся жизнь изменится до неузнаваемости.

– Я начинаю, – сказал он, и сам не узнал свой голос.

Имва принялся нараспев произносить знакомые слова, которые постепенно связывались и переплетались друг с другом, как корни дерева. Он пытался придать им нужную форму, сделать смысл точно соответствующим задуманному. Имва сам не знал, что конкретно у него выйдет, двигался на ощупь, как червь в земле, и все же магическая речь работала. Форма слов становилась все более конкретной, скручиваясь в спирали, она связывала Имву и Викторию. Нити тянулись от него прямо ей в голову и с каждой секундой становились все крепче. Ему даже показалось, что он видит корни, опутавшие лоб Виктории, и слышит голос Гуго, но все это было уже не важно. Он был слишком далеко, погружаясь все дальше в сознание Виктории, тягучая темнота обволакивала его, пока вокруг не осталось ничего, кроме тьмы.

Сначала показалось, что факелы погасли, но он быстро понял, что вокруг нет ни факелов, ни людей. Он уже не чувствовал ни холода, ни тепла. Ни связи с землей. А темнота вокруг начала будто таять, сползать, пока из странной дымки не вырисовались новые формы. Имва с замирающем сердцем наблюдал, как вокруг него возникают каменные стены, крутящиеся механизмы и вытянутые вверх лестницы. Серо-зеленый камень окружал его со всех сторон, а чуть дальше внезапно тонул во мраке.

Похоже, что Имва оказался в очередном людском здании, где свет появлялся из ниоткуда. Вот только вокруг никого не было видно.

– Виктория? – позвал он, и голос показался ему слишком громким.

Ответа не было, лишь пустота, стены и лестницы. Имва не проводил ритуала прежде, а потому понятия не имел, где находится. И может ли он вообще найти Викторию в этом месте. Оставалось надеяться, что Имва хотя бы сможет понять причину ее болезни. Или хотя бы выбраться из ее головы. От последней мысли сжалось горло.

Осторожно, шаг за шагом, он пошел вперед. Ему казалось, что стены растают так же, как и появились, и он провалится в ничто. Но ноги спокойно двигались по камню. Не было ни холода, ни ощущения шершавой поверхности. Имва шел и в то же время просто плыл в пространстве. Лестницы крутились, поднимаясь то выше, то ниже, они связывали несколько островков камня в темноте, которые теперь удалось разглядеть.

Осторожно взбираясь по лестнице, Имва оказался в большом просторном зале, где можно было запросто потеряться. Он был безмерным. И таким же пустым. Целую вечность Имва шел, зовя Викторию, но так и не нашел. Потом заметил небольшой проход, который, казалось, возник из воздуха, и направился туда.

В конце узкого коридора Имва увидел невысокую девочку, стоявшую спиной к нему.

– Виктория?

Девочка вздрогнула и медленно повернулась. Эта была она, вне всякого сомнения. Те же волнистые иссиня-черные волосы, аккуратный нос. И такое знакомое растерянное выражение на лице.

– Где мой папа?

– Я… я не знаю. Я Имва, ты узнаешь меня?

– Ты один из них, да? Тех, кто не хочет сидеть за дверями?

– Кто?

Девочка нахмурилась,