До ростиславцев хоть и с опозданием, но дошло, что нужно немедленно что-то предпринимать. С гиканьем и истошными криками, стараясь отвлечь внимание от окруженных, из городских ворот выскочили еще две сотни конных. Это была самоубийственная атака с единственной целью – отвлечь на себя внимание. Плохо обученные, на крестьянских, а не боевых конях, местные ратники, тем не менее, были готовы на то, чтобы сделать все для спасения князя, но до места схватки нужно было проскакать целых четыре версты. Не успели они преодолеть и половину, как бой практически завершился…

Оставалось только одно – повернуть назад и успеть вернуться в город, не внося на своих плечах врагов. Потом еще одно, потяжелее, но все равно обязательное к исполнению – не предаваться унынию. С этим труднее – сердцу не прикажешь, во всяком случае, так вот, сразу. Хоть немного времени надо – кровавые слезы утереть. Но тут враг помог, сам того не желая – на штурм пошел. Хорошо-то как. Ведь нет лучшей тризны по другу, чем на его могилу кровь врага пролить.

Ну, давайте, давайте, смелее подходите!..

Пролетают полночные птицы

Над ладонями стынущих рек,

И костер пограничный клубится

У бревенчатых русских засек.

В. Силкин

Юрий Кончакович еще на подходе к Ряжску смутно почуял, что тут пахнет не просто малой поживой, которую он порешил было великодушно подарить своим воинам. Чего мелочиться, когда с этой крепости навряд ли удастся выжать больше десятка серебряных гривен.

Он же поначалу решил было вовсе пройти мимо нее, оставив пару тысяч для ленивой осады, чтобы только не выпускать из нее воинов. Впереди его ждали многочисленные богатые селища, густо облепившие реку Проню, будто пчелы улей. В завершении же похода, как венец всему, перед ним открывалась беззащитная Рязань. Как ему донесли черниговские князья, лишь кое-где вкруг своего стольного града князю Константину удалось поднять стены только до высоты одной сажени. Для его храбрых воев это не преграда. Можно вскакивать прямо на конскую спину и с нее прыгать на стену.

Да, Рязань в том году здорово погорела, но это относится лишь к домам. Серебро и золото в огне не горят, разве что плавятся, но они вполне устроят его и в таком виде.

Жаль лишь, что Котян, который ныне штурмует Пронск, застолбил за собой Ожск, где, по слухам, рязанский князь как раз чеканит из серебра свои монеты. Но это ничего. Котян глупый. Был бы он умен, сразу догадался, что Константин не хранит их в Ожске, а сразу свозит в Рязань.

Правда, придется потерять тысячу, а может, и две тысячи своих людей, ну так и что же. Всем известно, как переменчиво счастье воина. Сегодня ты пьешь душистый русский мед, нежась на пушистых шкурах и возложив грязные ноги на белый мягкий живот русской рабыни, а завтра… завтра недвижно лежишь в степи, и уже твое брюхо терзает какой-нибудь хищный зверь. И хорошо, если в этот миг ты умер. Куда хуже, когда ты еще жив, но только не в силах пошевелиться, потому что подлая стрела русского воина перебила тебе хребет.

Но зачем говорить о грустном, когда впереди ждет столько радости: горящие дома, предсмертные хрипы и стоны врагов, жалобный плач женщин и детей, уводимых в полон. Есть от чего развеселиться и будет над чем посмеяться.

Так что ни к чему такому мудрому половецкому хану, как Юрий Кончакович, думать о разных неприятностях, которые рано или поздно случаются в жизни с каждым степняком. Когда они произойдут – неведомо. Да и произойдут ли вообще, во всяком случае, именно с ним самим. Ведь хану всегда можно отделаться выкупом, который будет выплачен из той добычи, что награблена у тех же русичей.

Лучше задуматься о Ряжске и о том, как половчее да побыстрее взять этот городишко, в который князь Константин – вот же глупец – приволок всю свою немалую казну. А ведь поначалу Юрий Кончакович и не понял даже, что там за ящики с сундуками быстро-быстро заносят в город. Было их много, очень много, не меньше сотни.

Впрочем, поначалу хан на них и вовсе внимания не обратил. Когда он с передовым отрядом, состоящим из лучших воинов, выглянул с противоположного берега Хупты, его в первую очередь укрепления интересовали.

Озирая высокие бревенчатые стены и башни, он с досадой отметил, что русичи даром время не теряли. Те же стены и раньше не были низкими – сажени в три высотой, а теперь и вовсе вдвое против прежнего стали. Опять же башни в том году чуть ли не вровень со стенами были, возвышаясь на одну сажень, не больше, зато теперь вымахали – о-го-го.

Своим зорким цепким взглядом Юрий Кончакович успел за считаные мгновения оценить и все остальные новшества, которые раньше отсутствовали, даже успел обратить внимание, что на входе в город, том, что у пристани, теперь установлены еще одни ворота. Внешние, распахнутые настежь, в отличие от прошлого года, сияли новенькой железной оковкой, а у вторых, видневшихся в глубине, была открыта лишь одна створка, да и то не до конца.

А что это за людишки все время от пристани до ворот и обратно снуют? Тут только хан и присмотрелся повнимательнее к тому, чем они занимались.

А там гвалт, толчея, суета. Половина ладей уже стояли пустыми, плавно покачиваясь у маленького причала. Оставшиеся же, тяжело осевшие, продолжали ждать, когда до них дойдет очередь. И из каждой вынимали по четыре, а то и по пять тяжелых, почти неподъемных сундуков и ящиков. Не меньше пяти-шести русских пудов, определил на глаз Юрий Кончакович, наблюдая, как сгибаются рязанские воины, с огромным трудом вчетвером перетаскивая эти ящики за городские ворота.

Не иначе какой-то припозднившийся купец перегружает свои товары, опасаясь, как бы его не пограбили половцы. Ну что ж, дополнительная пожива не помешает. Когда хана и его отряд на другом берегу приметили, то разгрузка ладей не приостановилась, а, наоборот, ускорилась. Все разом засуетились, заспешили, с ящиками стали носиться чуть ли не бегом. Те, кто стоял на стороже, и то частично подключились. Даже руководивший всей разгрузкой могучий широкоплечий воин и то в стороне не остался – кинулся самолично помогать. Ох и силен здоровяк. Там, где другие вдвоем хватались, он один ухитрялся поднять, чтобы быстрее вытащить на мостки пристани, хотя один раз и он выпустил груз из рук. Видать, сил не рассчитал. Ящик немедленно рухнул, лопнув при этом, и покатились по доскам кругляши серебряные, кубки да блюда золотые.

Те половцы, что рядом стояли, взвыли разом, умоляюще на Юрия Кончаковича поглядывая. Дескать, такое богатство в чужих руках, да совсем рядом. Может, попробуем напасть, а? Однако хан только медленно головой мотнул из стороны в сторону.

Конечно, можно было бы попытаться. Иной хан, обезумев от жадности, так и сделал бы, но потому Юрий Кончакович и сумел сесть на отцовское место, одолев прочих братьев, что вид золота никогда не застилал ему глаза кровавой пеленой. Во всяком случае – не полностью.

Иной раз мало добычу захватить. Надо еще продумать, как ее довезти до своих угодий. Здесь иное. Довезти легко, зато захватить…