– Может, нам просто стрелять в воздух? Что станет хуже, чем есть? Придут янки?

– Перебьют нас.

– Или нет. Шкафу пригодилась бы мед-лаба. Без нее он долго не протянет.

– Мы дали ракету. Нас должны найти. – Вежбовский сунул руку в карман и вынул батончик. «Энергия на целый день!» – гласила веселая желтая надпись на упаковке. – Синтия? – Переломил его напополам и подал девушке. – Бери. Энергия на полдня. И поспи немного, выглядишь ужасно.

– То ли дело ты – молодой бог. Как назывался тот мерзкий кузнец?

– Арес?

– Наверное. Выглядишь как молодой Арес.

* * *

Туман он снова услышал ночью, в свою смену на посту.

Тот пел.

Марчин сидел, согнувшись, у транспортного люка «Королевы Ночи» и вслушивался в мелодию. Достал из кармана голо Барбары в пластиковой оболочке. Хорошо было вспомнить о доме.

– Твоя сестра очень красивая. – Киса приподнялась на локте.

– Тебе нужно спать.

– Как-то сложно заснуть. Наверняка от влажности. – Девушка встала и села рядом. – Можно я тут побуду?

– Ага.

– Тоскуешь о семье. – Она скорее утверждала, чем спрашивала.

– Я и в армию пошел из-за нее, знаешь?

Она взглянула на него с интересом.

– Медицинская страховка, – пояснил Вежбовский, все еще глядя на голо. – Барбаре было девятнадцать, когда ей диагностировали синдром Васильева. Нужно было лечение, наша страховка такого не покрывала, в отличие от военной.

– Ах. – Он скорее почувствовал, чем увидел, как Киса кивает. – Понимаю.

– Я сначала сидел на гарнизонной службе. В линейные подразделения перешел, когда оказалось, что сестре необходимы операции с перетряхиванием всей нервной системы. Я не знаю насчет подробностей, но цена была заоблачной.

– И ты пошел за фронтовым приварком? Да ты сумасшедший!

Вежбовский печально улыбнулся.

– Если говоришь «А», то нужно быть готовым сказать и «Б». – Он взглянул на голо и быстро спрятал его в карман. – А ты?

Киса оперлась удобней о рюкзак.

– Долгая история юношеского идеализма и глупости.

– Я так понимаю, что детали – под грифом? – Марчин вздернул бровь.

– Нет, отчего бы? Я сорвалась с медицинского обучения, потому что мне показалось, будто на фронте я пригожусь больше.

– Шкаф бы тебя поддержал.

– Возможно. – Она непроизвольно глянула на раненого. – Но родители думали иначе.

– Плохо это приняли?

– Уход с учебы на втором году и марш на фронт? А ты сомневаешься? – Она засмеялась. – Да мы в горло друг другу вцеплялись! Наконец я сказала, что не хочу больше иметь с ними ничего общего, и хлопнула дверьми.

Вежбовский беззвучно засмеялся.

– И сколько времени им заняло смириться?

– Понятия не имею. – Голос санитарки сделался печальным. – Я с того времени с ними не говорила. Как-то не знала, как начать. На паде у меня штук сто черновиков писем домой и как-то… Знаешь же. А теперь… Что ж, неясно, будет ли у меня вообще шанс.

Она беспомощно взглянула на него. В этот миг Киса казалась еще моложе, чем была на самом деле.

– Не думай об этом, – сказал он тихо. – Мы отсюда вырвемся, только нам нужно сосредоточиться. Все будет хорошо.

– Полагаешь?

– Да уверен. А теперь давай иди спать, потому как будить стану без жалости.

Она хихикнула и завернулась в спальник. Вежбовский надеялся, что она ему поверила. Лучше, если она будет надеяться, что история завершится хорошо. Потому как зачем нам плохие финалы?

Он снова вынул голограмму сестры. Помнил день, когда ее сделали. Месяц после операции, когда ей уже разрешали покидать здание больницы, но впереди все еще оставались долгие недели восстановления.

За неделю до того, как она погибла при бомбардировке Нового Дрездена.

7 июля 2211 ESD, 04:56

Он пришел утром, во время смены поста. Не прятался.

Чавк, чавк, чавк. Неровный ритм.

Американец, хотя понять это было непросто. На Болоте все выглядели почти одинаково. Как часто говорили на передовых позициях: по чему можно отличить американского солдата от нашего? По жетонам. Святая правда. Ползущие по мундирам, постоянно меняющие цвет CSS. Маскировка на лице, частично спрятанном под платком, частично – под тактическими очками. Похожие шлемы. Война шла уже достаточно долго. Стороны успели узнать друг о друге почти все.

– Стой. – Марчин привстал в люке и поудобней упер автомат в колено.

Мужчина ленивым движением поднял ладони над головой, позволяя своему оружию свисать на ремне.

– У меня был шанс пятьдесят на пятьдесят, я решил попытаться. – Он говорил почти весело. Теперь они видели его лучше. Был ранен, в нескольких местах. Грязные бинты едва отличались от изгвазданного мундира. – Я сдаюсь. Может, у вас есть медик?

– Сука… – Вежбовский чуть опустил ствол. – Не двигайся, мы тебя проверим. Отстегни оружие и отбрось.

Янки без слова расстегнул ремень автомата. Оружие с плеском упало в воду. Через миг к нему присоединилась кобура с дополнительным оружием. Мужчина отошел на три шага.

Киса вышла из-за машины и осторожно, с пистолетом в руках, приблизилась к солдату.

– Спокойно. Берите, что нужно. О, да ты медик. – Он кивнул на нашивку Кисы. – Когда уже меня свяжете, не могла бы ты осмотреть повязки?

– Рюкзак. – Девушка обошла американца, следя, чтобы не оказаться на линии выстрела Вежбовского. – Сними его.

– Ясное дело. – Он спокойным движением расстегнул пряжки. Рюкзак упал бы в воду, если бы он его не придержал. Медленно отдал его Кисе. – У меня там жрачка. Не хотелось бы, чтобы намокла.

Она забрала рюкзак и быстро отступила на несколько шагов.

– Я Рентон. Капрал Мартин Рентон. Я не вооружен и ранен. – Его взгляд следил за Кисой, которая уже исчезала внутри «мангуста». – А теперь – еще и без рюкзака. На самом-то деле, мне до жопы, какие флаги у вас на мундирах. Мне просто нужно присесть.

– У него и правда есть еда. – Вежбовский услышал полный энтузиазма голос Кисы за спиной. – С подогревателями.

Рентон улыбнулся и пожал плечами.

– Будем так стоять?

Эта ситуация не могла тянуться вечно. Вежбовский прекрасно об этом знал. Или он сейчас застрелит янки, или придется придумывать другое решение. Тот тоже знал об этом.

Следующий ход был за поляком.

– Ок, а теперь медленно подойди. Киса, осмотри его. И никаких фокусов.

– Конечно.