Что они ограничатся одной только пустой угрозой, бабахнув, например, для предупреждения по пустой площади перед дворцом, Юрген уже не верил.

Можно слетать в любое соседнее государство, к тем же ненавистным горцам, и спалить город. Джейн все равно будет в ответе, это ее корабль. Их обоих будут бояться и ненавидеть, а доверять они смогут только друг другу.

Он включил режим посадки только тогда, когда камеры внешнего обзора засекли среди пустого темного поля одинокого всадника. Увеличил на максимум, и сердце радостно забилось — это она!

— Вижу тебя! Спускайся! — ожил комм. — Только не подпали мне носик.

Юрген не знал, что на опушке ближайшей рощицы залег на свежей весенней земле Рей с винтовкой в руках, а на оружии тускло поблескивал прицел ночной стрельбы.

Даже если бы барон прошелся на небольшой высоте, то в сумерках не разглядел бы стрелка, а просканировать местность инфракрасным прибором не догадался — этому его не учили.

Молодой человек зря мучился вопросом — пускать ли Джейн в корабль, вдруг она нападет и выбросит его за борт, чтобы лететь искать ненаглядного Эндрю. На самом деле женщина не подошла бы к люку, зная, что ее спина в перекрестии прицела. Она собиралась выманить Юргена, попросив помочь перенести поклажу с лошади.

Барон радостно предвкушал грядущее, адреналин и тестостерон кипели в крови, когда произошло неожиданное.

Вспыхнуло сообщение: «Автоматическая стабилизация отключена».

Корабль поднял корму вверх.

«Критический угол тангажа».

«Критически малая высота».

Взвыла сирена опасности.

Маршевый двигатель увеличил тягу, Юргена втиснуло в кресло, несмотря на гравикомпенсатор.

Справившись с перегрузкой, он потянулся к управлению, но вместо того, чтобы замедлить падение, по ошибке перевел пологое пикирование в крутое.

Последнее сообщение: «До столкновения две, одна…»

Последнее, что он увидел на экране внешнего обзора, это стремительно увеличивающуюся фигуру женщины верхом на коне.

За окнами дворца сверкнула зарница, пробившаяся в затемненную комнату связи через полуоткрытую дверь.

Тревожно тявкнула Лайза.

— Ты убил их всех! — воскликнул Хорхе.

— Не-е-ет! Я не хотел! Тянул вниз, корабль выровнялся бы и только пропахал бы борозду на земле… Твою мать, Степанович! Там же Рей и Люк! — про Джейн он даже не вспомнил, когда стены толщиной в полметра вздрогнули, зазвенело оконное стекло, что свидетельствовало о страшной силе взрыва. — Все… я вошел в историю Миссии как тот сумасшедший наблюдатель, что нарубил на шашлык убийцу своих друзей. Неужели на Гее мы правда дичаем?

Над запястьем вспыхнул прямоугольник вызова.

— Сергей, сукин ты… твое… бл… сиятельство… Предупреждать надо было! Мы с Люком чуть в штаны не наложили. Не отвечай! Мы глухие оба. Как пни, совсем.

— Живы! — обычно сдержанный канцлер хлопнул в ладоши. — Значит, боеголовки не сдетонировали. И то — слава Богу. Хоть в чем-то повезло.

Оттолкнув Сергея, он вывел запись событий последних секунд.

Компьютер бесстрастно показал — если бы не внутренняя команда на пике, корабль не разбился бы, а совершил жесткую посадку.

Граната разорвалась прямо в обезьяньих лапах.

— У тебя две новости для принцессы. Злодейку, покушавшеюся на ее близких, разнесло в пыль. Но медблок корабля уничтожен. Сожалею, но для Эдуарда это приговор. Больше двух-трех недель ему не жить.

По старому русскому обычаю после всех злоключений дня — смерти императора, крушения корабля — Сергей не возражал бы крепко принять, но не имел права. Он отправился домой, хоть редко там бывал после отъезда машери с Тибальтом. Одно время дом стоял заколоченный. Сейчас там хранились вещи, в том числе черный камзол, черные бриджи, черные башмаки и белые чулки, приличествующие для траура и похорон. Сейф с секретным замком по-прежнему сберегал заначку.

Граф похвалил себя за предусмотрительность, даже в скорбном наряде имелся припуск на кобуру. Рапира и кинжал довершили экипировку.

Вернулся во дворец он около полуночи.

Двое гвардейцев в сером у бокового входа, хорошо знакомых, пропустили его беспрепятственно, но явно были встревожены.

— Что происходит?

— Не знаем, ваше сиятельство. Внутри какие-то крики, шум. Нас должны были сменить, но смены нет.

Сергей бросился внутрь, где едва успел взбежать по лестнице на второй этаж. Ему преградили дорогу трое арбалетчиков, все в сине-зеленых мундирах личной дружины кого-то из провинциальной знати.

— Положите на пол шпагу и кинжал, ваше сиятельство, — приказал старший из них. — Мы не хотим стрелять. Приказано привести вас живым.

Сергей активировал комм, чтобы Хорхе слышал, что происходит, сам опустил рапиру и кинжал на ковер. Про пистолет, конечно, не спросили.

— Кем приказано?

— Маркизом де Моайлем, временным управляющим Киенны.

Оскорбленная и возмущенная до глубины души, Флоранс должна была отдать должное мятежникам. Они сработали четко, выбрав нужный момент. Де Моайль воспользовался суматохой перед похоронами, присутствием в городе и, конкретно, во дворце множества вооруженных людей. Насколько она могла видеть, захват ее и брата был делом рук вассалов самого маркиза. Его людей поддержали солдаты из личной гвардии де Туа и де Тревейна, они совершенно не колебались, когда пускали в ход арбалеты и шпаги.

Первым погиб Пауль, несчастный лакей с обожженными радиацией руками, несколько гвардейцев, а также отважный барон де Бретье, пытавшийся отбить Флоранс. Барон упал, когда оперение болта сорным цветком выросло у него посреди лба, оба сына тотчас бросили шпаги и сдались превосходящим числом впятеро бунтовщикам де Моайля.

Когда принца и принцессу уводили из покоев мертвого императора в отведенные для заточения комнаты, трупы уже убирали, человек в сине-зеленом мундире с серебряным шитьем покрикивал на испуганных дворцовых слуг, принявшихся затирать кровь с паркета.

Флоранс, ее брат, а также несколько фрейлин и пажей, разместились в дальнем крыле дворца, предназначенном для незнатной публики. Окна здесь были небольшие и забранные решетками, чтобы челядь не смогла украсть и выбросить сообщникам наружу утварь или что иное. Топились помещения скудно, а на переломе апреля и мая погода в Киенне не баловала теплом.

Осмотревшись в своей комнате, скорее — келье, принцесса почувствовала укол совести. Узкая кровать, два деревянных клинышка в стене для одежды, собственно — все. Дворцовый люд жил в условиях, больше подходящих для тюрьмы. Конечно, в отдаленных деревнях и малых городах еще хуже… Она займется всем этим, вот только выберется из передряги.