К этому времени в стране грянула перестройка, и Лилиан, которому было уже под сорок, понял, что его время пришло. До меня доходили слухи, что он консультировал некоторых лидеров страны, предлагая обращать камни в хлебы и делать золото из обыкновенной ртути, которой вокруг было великое множество. Поговаривали даже, что он предлагал Горбачеву превращать водку и вино в молоко, но последний придерживался традиционных взглядов, и предпочел вырубать виноградники. Что из этого вышло, все хорошо помнят, как и помнят то, что великая империя в конце концов развалилась, и многие имена, в том числе и Лилиана, казалось, исчезли навеки. Однако через некоторое время он вновь дал знать о себе, объявившись в Крыму, на берегу Черного моря, громогласно заявляя, что обнаружил здесь легендарную Атлантиду, возродить которую он как раз собирается.

К этому времени он, видимо, окончательно понял, что завершить свою карьеру великого обманщика и жонглера человеческими заблуждениями он должен на какой-то высокой ноте, которая долго бы еще звенела в ушах изумленных современников и потомков. Именно тогда он и объявил, что должен построить на месте якобы обнаруженной им Атлантиды город будущего, назвав его Городом Солнца, и после торжественно, на глазах у всех, покончить с собой, начав тем самым новую эру, более славную, чем эра устаревшего христианства. Весть об этом с великой скоростью распространилась в государстве и за его пределами, а в Крым стали стекаться тысячи паломников, готовых принять его в качестве нового пророка. Помнится, поддался этой массовой фобии и я, и, приехав в маленький крымский город, практически деревню на берегу моря, с удивлением наблюдал, как по старым, истертым от времени мостовым расхаживают экзальтированные почитатели Лилиана, этого современного пророка, этого гуру, этого полубога, обсуждая предстоящее событие, дата которого была уже объявлена. Городишко, кстати, был темный и грязный, и совсем неготовый принять такое количество страстных поклонников Лилиана. Местные власти смотрели на это нашествие с ужасом, испуганные горожане или прятались по домам, или вообще бежали от греха подальше, но никто ничего изменить не мог, и день объявленного самоубийства Лилиана стремительно приближался. В центре города, над морем, возвышалась старая башня, и с нее-то и предполагал прыгнуть вниз Лилиан, на всякий случай, чтобы все выглядело еще более убедительно, приказав разжечь внизу огромный костер, в огне которого он должен был сгореть без остатка.

И вот настал долгожданный день смерти этого странного человека. Утром, в час необыкновенно кровавого рассвета, он поднялся на вершину старинной башни, которая раньше называлась Девичьей, а теперь, разумеется, называется башней Лилиана. Годы и непомерная жажда славы не пощадили Лилиана: теперь это был худой, сгорбленный годами старик, с всклокоченной бородой и безумными, горящими, словно уголья, глазами, одетый для подражания древним в какой-то ветхий хитон, через который просвечивало его худое и жалкое тело. «Ура, виват, слава в веках Лилиану!» – закричали вокруг, и эхо этого тысячеголового крика спугнуло несметные стаи ворон, гнездящихся на окрестных тополях и платанах, которые поднялись в воздух и с мерзким карканьем стали кружить над толпой, над башней и над стоящим на ее краю Лилианом. Он поднял руки вверх, протянув их в сторону восходящего солнца, и, что-то прокричав толпе, прыгнул с вершины башни вниз в уже зажженный и весело трещавший костер. В воздух взметнулись тысячи искр, и пламя поглотило безумца вместе с его жидкой и нечесаной бородой, разорванным хитоном, лживыми обещаниями и непомерной жаждой славы, которая и привела его к этому ужасающему концу. Когда через несколько часов огромный костер прогорел, на месте его не обнаружили даже косточки от сгоревшего дотла лжепророка, который и не мог кончить иначе, поскольку весь его предыдущий путь незримо подводил его именно к этой развязке. Тем не менее, последователи его бережно собрали весь оставшийся под башней пепел, и, разделив его между собой, носили потом на шее в специальных ладанках, и даже продавали за огромные деньги. Старая башня, кстати, не выдержала то ли позора, то ли нестерпимого жара пылавшего у ее подножья костра, и к вечеру с ужасающим грохотом обрушилась вниз, лишив тем самым горожан местной достопримечательности, привлекавшей сюда многих туристов. Часть пепла Лилиана, кстати, согласно его завещанию, была развеяна над морем. После этого все стали ждать наступления новой эры всеобщего счастья, которую всем обещал Лилиан, но дни проходили за днями, недели за неделями, месяцы за месяцами, и колония его последователей постепенно редела, а дворцы Города Солнца, которые большей частью существовали на бумаге и только лишь начали строиться, разрушались от ветра, дождей и солнца. Через год здесь осталось едва лишь десятая часть из тех, кто присутствовал при его нелепом конце, а еще через несколько лет в городе жило всего два или три последователя Лилиана, в том числе и автор этих строк, которым было попросту некуда отсюда уехать. Проклятый городишко засосал нас, словно непроходимое болото, которое, как рассказывают, существовало здесь в незапамятные времена. Странно, но мне вовсе не хочется отсюда уезжать. Утро я начинаю с того, что хожу к руинам обвалившейся башни, и вспоминаю события этого страшного и последнего дня, когда здесь пылал огромный костер, и странный человек с всклокоченной бородой и горящими, словно два раскаленных угля, глазами, обуянный жаждой непомерной славы, прыгал в него, спасаясь от всей своей неудавшейся жизни. Поучительный пример, не правда ли? Возможно, я напишу об этом роман, если, конечно же, раньше не сойду с ума от этого паршивого городишки с его кривой набережной, стаями ворон на стоящих у берега тополях и платанах, местным кислым вином, и ощущением того, что время давно закончилось и есть лишь одна вечность, которой все равно, кто ты: одержимый жаждой славы безумец, или простой странник, бредущий вдоль берега вечного моря. Кстати, а знаете ли вы, что Атлантида действительно существовала когда-то в этих местах, и, если ее возродить, построив здесь Город Солнца, можно начать новую эру, ничуть не хуже той, что кончилась со смертью прыгнувшего в огонь Лилиана?

Один молодой человек гулял вдоль берега моря. Он был бездомным, голодным, и совершенно никому ненужным, и поэтому с таким же успехом можно сказать, что он не гулял вдоль берега моря, а скитался в поисках какого-нибудь убежища, где можно было бы передохнуть от дождя и злого морского ветра, а также хотя бы немного поесть. Неожиданно он услышал в небе какие-то пронзительные крики, и, подняв глаза, увидел, как две больше птицы, держащие в когтях большие полотнища, похожие на покрывала, яростно сражаются одна с одной, нанося противнику яростные удары клювами и крыльями. Схватка была не на жизнь, а на смерть, вниз летели перья и пух, окрашенные кровью раненных бойцов, и постепенно одна из птиц стала ослабевать, и наконец, получив в грудь смертельный удар клювом, медленно упала на мокрые прибрежные камни. Победитель, издав радостный клич, сделал над противником несколько победных кругов, и, развернувшись, улетел прочь, держа в когтях огромное золотое полотнище, все забрызганное алыми пятнами, которое издали было похоже на покрывало, или даже на знамя. Испуганный молодой человек, который с трудом верил своим глазам и постоянно щипал себя за руку, стараясь проверить, спит он или нет, подошел к поверженной птице, которая, по-видимому, доживала свои последние минуты. Рядом с ней на мокром песке и камнях лежало огромное зеленое полотнище, все забрызганное красными пятнами крови, которая, пульсируя, продолжала вытекать из груди смертельно раненного бойца. Птица с трудом подняла свою голову, и, посмотрев на молодого человека полуприкрытыми пленкой глазами, в которых уже блуждали смертные тени, сказала человеческим голосом: