Таррэн тихо зарычал.

– Я тебя сейчас сам убью, а потом воскрешу и убью снова! А ну говори, в чем дело!

– Я – говори?! – вконец возмутился Шранк и под обалделыми взглядами бессмертных бесцеремонно ткнул наследника Изиара пальцем в грудь. – Это тебя надо спросить, в чем дело! Какого Торка ты вообще позволил им сливаться?! Тем более когда Боррева – в трех днях пути, а этот тракт давным-давно перестал быть заброшенным?! Спятил, ушастый?! На девушку засмотрелся и совсем соображать перестал?! Так гляди: малыш по возвращении всю душу из тебя вытрясет! А может, и из меня тоже! И тогда знаешь, что тут будет? Знаешь, что останется от твоего посольства?

Темный эльф неверяще распахнул глаза и неслышно, боясь, что не так понял, переспросил:

– Что ты сказал?

– То! Карраш давно хотел попробовать слиться, да Белик опасался, что ты взбунтуешься, а тут ты им сам разрешил!

«Слияние… слияние… – набатом билось в голове Таррэна, и вспомнились слова Белика: – Развлекусь, пробегусь, отдохну немного… кровушки чьей-нибудь напьюсь…»

И этот странный взгляд, как будто просящий прощения, когда он был слишком рад возможности дать остроухим хотя бы крохотный перерыв… Нет! Не может быть, чтобы Белка его так провела! Она не могла этого сделать и специально доводить сегодня Линнувиэля особенно яростно! Так, чтобы Таррэн после этого сам, своими руками… Нет! Только не это! Не с ним, в конце концов! Боги, неужели решилась?!

– Ш-шранк, – дрогнувшим голосом переспросил Таррэн. – Повтори, пожалуйста, что ты сказал насчет слияния?

– Ты что, совсем дурак?!

– Д-да… похоже…

Воевода резко развернулся и уставился тяжелым взглядом в посеревшее, окаменевшее от внезапной догадки лицо друга.

– Боже… тебе что, надо на пальцах все объяснять? Перед ушастыми?! Ты хоть понял, про чью кровушку говорил малыш?!

Таррэн опасно покачнулся и прикрыл глаза.

Нет, на пальцах объяснять больше было не надо. Тем более перед темными: рано им знать такие вещи, как рано знать правду о Гончих и единении. Но Бел могла бы сказать яснее, могла не общаться намеками и полунамеками, воспользовалась бы узами, в конце концов, или нашла другой способ сделать так, чтобы он понял… если бы хотела, конечно.

У него болезненно сжалось сердце.

«Они же с утра ушли! – мысленно простонал Таррэн. – Целый день прошел, а я так и не почувствовал, что они уже обменялись кровью! Ничего не услышал, не увидел и спокойно тут сижу, пока они, быть может, насмерть бьются за место вожака в своей вновь образованной паре! Ведь Карраш именно сейчас вошел в полную силу, заматерел, став опасным вдвойне! Он так давно хотел начать единение с Белкой, а она все раздумывала: рисковать или нет? Ведь бороться со взрослым самцом в полной силе гораздо опасней, чем в шутку соревноваться с Траш или Ракшей, а Карраш к тому же еще и мимикр. Вздорный, упрямый, своевольный. И вот сегодня… именно сегодня, когда остроухие вновь оказались на грани бешенства, а я ничего не заподозрил…»

Таррэн глухо застонал, когда попытался нащупать призрачные узы со своей парой и увидел, как они бессильно повисли. Нет! Она и здесь все предусмотрела!

– Шранк…

– Дошло наконец? – со злым удовлетворением кивнул воевода, и эльф неожиданно гневно возмутился:

– Ты ведь знал! Знал, гад, на что они решились, и до сих пор молчал!

– Ты тоже знал: тебе все напрямую сказали. Только что мордой не ткнули. Не был бы дураком, давно бы уже сообразил! А теперь поздно кулаками махать!

Таррэн зло сверкнул неуловимо покрасневшими глазами и отвернулся. Сказать было нечего: действительно дурак. Понял бы раньше, ни за что бы не опустил ее. По крайней мере, не здесь и не сейчас, где он не может за ними даже проследить. Где нет миллионов послушных ему разумов и всеобъемлющего чувства единения, как в Проклятом лесу. Где он не сможет помочь, если Карраша вдруг занесет.

– Ирташ, след! – отрывисто бросил эльф, сжав пятками тугие бока молодого мимикра. – Найди их! Где бы они ни были, найди!

– Да чего искать-то? – поморщился Шранк. – Во-о-он там пригорочек виднеется. Наверняка тот, о котором Белик говорил: мол, весточку оставит. Идем глянем поближе, пока ты половину леса тут не спалил.

Таррэн не ответил, но люто полыхнувший в его глазах «Огонь жизни» напугал даже невозмутимого Сартаса, заставив поспешно отъехать подальше, закрывая собой побледневшую эльфийку. Но молодой лорд на них даже внимания не обратил: до скрипа сжал зубы и, вцепившись побелевшими пальцами в луку седла, без единого слова умчался вперед, уже хорошо зная, что именно увидит.

«Прости», – виновато проступила надпись на эльфийском, старательно выцарапанная на коре столетнего дуба, под которым когда-то ему довелось прощаться с караваном герра Хатора. Под ней валялось небрежно брошенное на землю седло вместе с остальной упряжью да дорожный мешок, на котором сверху небрежно лежала знакомая черная курточка. Вкусно пахнущая медом рубашка из ланнийского шелка, богато отделанный пояс из кожи пещерного тролля с гномьими, Крикуном выкованными ножами. Аккуратно поставленные рядом маленькие сапожки…

Таррэн с тяжелым сердцем подошел к оставленным вещам и медленно поднял голову: неторопливо раскачивающиеся на ветру ножны с ее родовыми клинками без звука упали в его подставленные ладони. Да, все верно: Белка хорошо подготовилась к предстоящему безумию. Выбрала время, нашла пустынный уголок, разделась. Она не взяла ничего, что могло бы помешать ей во время единения, – ни одежды, ни обуви, ни оружия. Ничего, что могло бы сковать движения или поманило соблазном разобраться с непокорным мимикром языком силы. Кто знает, на что толкнут ее инстинкты кровожадного зверя? Вот она и не стала рисковать.

Шранк, разглядев оставленную «весточку», многозначительно присвистнул, но темный эльф словно не услышал. Сжав в руках обтянутые плотной тканью ножны из черного палисандра, отошел к краю пригорка, опустился на пятки и, положив ее «проклятие» на землю, крепко зажмурился.

«Что же ты творишь, любовь моя? Почему не сказала? Разве я заслужил недоверие? Чем-то обидел тебя? Задел? Слишком сильно давил, не желая подвергать опасности? Но ведь это не со зла, родная. Я всего лишь не хочу, чтобы тебе было больно. Не хочу тебя потерять. Понимаешь, малыш? Где же ты, моя маленькая Гончая? Да, жива, я чувствую, потому что перстень молчит. Но не ранена ли, не пострадала? Белка… отзовись…»

Маликон с Корвином непонимающе переглянулись, не рискнув тревожить молодого лорда, на котором сейчас лица не было, а в глазах вместо гнева появилась тревога и неподдельная боль. Леди Мирена внимательно оглядела оставленные вещи, тщетно пытаясь понять, для чего Белику понадобилось гулять по лесу голышом. А спешившийся Линнувиэль проследил за стремительными, едва уловимыми движениями пальцев собрата, будто сплетающими в воздухе перед собой невидимую паутину, и вдруг спал с лица: он отлично понял, что это означает. Но поверить в то, что сильнейший маг его народа решился на такое безумие, как кровные узы… и с кем?! С пацаном-полукровкой, будто тот был самым дорогим в этом мире существом… нет, невозможно! Наследник трона не мог опуститься до такого!