– Есть? – с надеждой подлетел Жердан Младший.

– Есть.

– Грызень? Улитки? Эээ…

– Скальники?

– Фелинфы, – невнятно ответил присосавшийся к кружке с пивом охотник. – Дфа.

– О-о-о!!! – хором протянули восхищенные братья. – Охота!

Шаркендар сплюнул на палубу коричневой слюной и налег на ворот.

С неба неторопливо спускался недофлир с притихшим Браком.

Глава 16

– Обязуется при-принимать участие в… В азартных играх, прилагая все возможные и необходимые усилия для по… победы или проигрыша нанимателя, в зависимости от ег…. Его высказанных или невысказанных пожеланий. А это еще за каким шаргом надо? Жульничать в кости или что?

– Или не жульничать, – пожал плечами Кандар. – Мало ли, как обернется. Следующий пункт веселее, тебе понравится.

– Бред. Высказанных или невысказанных, серьезно? Зачем составлять договоры с таким количеством идиотских условий, если ты даже толком не знаешь, что имеется в виду?

– Чтобы, когда придет время, ты их исполнил. Сам согласился, никто силком тебя ставить отпечаток не заставлял. – Сероглазый поерзал на неудобном стуле и потянулся за флягой. – Летать же тебе понравилось?

– Да, но… – Брак попытался подобрать слова, но плюнул на это. Свернул в трубочку лист контракта, убрал за пазуху и недовольно пробурчал: – Все равно не понимаю, к чему такие сложности. Можно просто попросить, на одной горже плывем.

Он принял протянутую механиком флягу, сделал пару глотков, но возвращать не спешил. Сквозь щель под накидкой виднелась заросшая травой прогалина, скорее даже овражек, на дне которого едва слышно журчал крохотный ручеек. Орали птицы.

– Сразу видно, что ты не имел дел с фальдийцами. Хоть раз вкусивший их страсти к крючкотворству меняется на всю свою оставшуюся жизнь. Как правило, недолгую, печальную и полную неоплаченных долгов, зато наполненную судорожными метаниями в попытках выбраться из лабиринта противоречащих друг другу условий. А Раскон – самый фальдиистый из всех фальдийцев, особенно в этих краях.

– Хватит трепаться, – злым шепотом пробормотал спустившийся в землянку Везим. – Эти договоры не стоят железа, на котором они сведены. Здесь дикие земли, кто будет их исполнять?

Охотник сменил одежду на мешковатую накидку, сплетенную из сотен пестрых тряпочек, вылил на себя полбутыли какой-то неимоверно вонючей дряни и теперь портил воздух в землянке не только фигурально – своим бесконечным недовольным бурчаньем, но и вполне реально – запахом шарговой накидки, от которого слезились глаза и тянуло блевать. Он периодически покидал укрытие, неслышно растворяясь в лесу и вызывая облегченные вздохи механиков, после чего так же неслышно возвращался, принося на одежде жирных, довольных бесплатным транспортом клопов, и бесцеремонно вклиниваясь в разговоры.

– Бубнику искал? – участливо спросил его Кандар, тем не менее понизивший голос до громкого шепота, – Похоже, нашел.

Везим его подначку проигнорировал. Хмуро взглянул на сероглазого, яростно почесался, вытащил из волос запутавшегося жука и смачно захрустел панцирем, перемалывая хитин крупными, желтыми зубами. Кандар сбледнул, отвел взгляд и отвернулся.

– Смотря, сколько у него этих договоров, – задумчиво пробормотал Брак, – Если только экипаж “Карги”, то это пустая блажь.

– Сообразил, – одобрительно кивнул Кандар, морщась от раздающихся из угла звуков. – Вот тебе еще вопрос, на подумать. Как долго продержится здешняя вольница? Вся эта романтика глуши и почетное звание самой глубокой задницы Гардаша?

– Никуда она не денется. Северных законов здесь никогда не будет, островных – тем более. Если кто полезет, леса сожрут их и выплюнут кости в реки, – буркнул Везим, – Даже кочевники сюда не суются, потому что боятся. И будут бояться. Здесь не место степным тварям.

– Здешние леса прекрасно справляются самостоятельно, особенно по части тварей. Зачем нам чужие, когда есть свои, да?

– Ты о чем? – охотник уставился на механика прищуренными белесыми глазами и снова почесался, – Какие твари?

– Это метафора, – пояснил Брак. – Кандар пытается сказать, что если на эти земли не придут чужие законы, здесь появятся свои. Наверняка, уже появились.

Везим сплюнул остатки жука и недоверчиво посмотрел на собеседников. Вымазанное жирной грязью лицо плохо передавало эмоции, но сквозившую во взгляде снисходительность трудно было перепутать с чем-либо другим.

– Поселения устанавливают свои законы, перегораживают реки. Жизнь внутри – только для тех, кто согласен платить. Пошлины на торговлю. Налог на работу и добычу. Поборы за защиту. Фактории островитян. Фактории республиканцев, фактории Доминиона. Троеречье подминает под себя торговлю с севером и востоком. Договоры с кочевниками, договоры друг с другом, договоры со всеми, до кого можно дотянуться. Хозяева поселков – из защитников и основателей постепенно становятся местной знатью, творящей на своей территории все, что ей вздумается.

Кандар говорил медленно и нудно, старательно подбирая слова и загибая пальцы. Брак кивал, погруженный в собственные мысли.

– С каждым годом поселки объявляют все большие куски леса своей территорией. Хочешь охотиться – плати. Добывать – плати. Торговать – плати. Как скоро границы пересекутся?

– Леса большие, все не перекроют. Мне хватит.

– Это пока. А через десять лет?

– А через десять лет я уже сдохну и мне на все будет насрать, – поднялся на ноги Везим. – Мне и так на все насрать, а так будет насрать вдвойне. Пойду пройдусь, следите.

Сопровождаемый облаком вони охотник выбрался наружу и скрылся за деревьями.

– В чем-то он прав, конечно… – протянул Брак. – А Раскону не насрать?

– Раскону не насрать, – кивнул Кандар. – Одному шаргу известно, сколько таких договоров валяется в сундуках по всему западу, в чьих именно сундуках они валяются, и их содержимое.

– Не люблю островитян.

– Кто их любит… А ты за что?

Брак промолчал. Вытащил из сумки незаконченную латунную фигурку и принялся осторожно ее доделывать. Кривое кресло с подвешенным над ним шариком гравки вышло хорошо, а вот с сидящим человечком упорно не получалось – сказывалось отсутствие опыта. Кандар следил за его работой с болезненным любопытством, пальцы здоровой руки едва заметно подергивались, повторяя движения.

Сидеть им предстояло долго. Еще с вечера горжа заякорилась в присмотренном Везимом месте, после чего Раскон за ужином объявил о предстоящей охоте. С опасением ожидавшие его решения братья разразились радостными воплями и принялись громыхать распиханными по