был пока не в курсе наших намерений, и имелся там дополнительный нюанс…

— Привет! — элегантно помахивая модным портфельчиком, в редакцию зашел Эрик.

— Привет! Третьим будешь, — дружелюбно откликнулся я.

Наш обозреватель-эксперт отпускал бороду, и результат уже был заметен.

— Ты на молодого Сталина похоже, — сказал я.

— На Сталина? Это хорошо, — степенно ответил Эрик. — А у него же вроде не было бороды?

— Не было, — покаялся я. — Просто что-то навеяло.

Эрик был самым молодым членом редакционного коллектива. Он приехал в Москву поступать в престижный вуз, да так здесь и остался. Образование получил действительно хорошее, как раз по профилю издания, бегло изъяснялся по-английски и переводил специальные тексты. Характер имел выдержанный, почти нордический. У незамужних сотрудниц считался потенциально выгодной партией. Были у него, по-моему, весьма уважаемые родители. Правда, в ранней молодости он слегка начудил, влившись в одно радикальное политическое течение. Тот период благополучно миновал без ущерба для его здоровья, но на мероприятия с участием первых лиц государства Эрика теперь не пускали. Вежливо отказывали в аккредитации без объяснения причин.

— У тебя аналитик всё пишет? — спросил я.

— Обещал сегодня к вечеру прислать, — без особой уверенности сказал Эрик.

Мое интервью было готово (нижайшее спасибо выходным). Оставалось нанести лишь несколько финальных штрихов и отправить его на согласование. Я включил компьютер и сделал большой глоток из уже остывавшей кружки. В этот момент громко скрипнула дверь.

— Вы таки думаете, тарифы потом не вырастут?

Как обычно, оператор Бакаев продолжил политинформацию откуда-то с середины. Был он еще одной неординарной личностью в издательском домике, с неоднозначной репутацией и очень широким кругом обязанностей. Кроме видеосъемок для сайта, он регулярно, при неизбежных наших авралах, помогал верстать журнал, а также разгружал привезенный тираж, передвигал мебель и менял перегоревшие лампочки. В последнем случае крепко выручал его рост в один метр девяносто девять сантиметров. Начиная примерно с середины лета, Бакаев откровенно хандрил. Виной происходящему явился его бракоразводный процесс, который сопровождался разделом имущества. Впрочем, интереса к общественной жизни, экономике и финансам этот нужный человек всё равно не утратил.

— Мы так уверены в обратном, что даже об этом не думаем, — заметил я.

— Куда идем? Что будет? — продолжал рассуждать Бакаев, который оперся могучим плечом о дверной косяк. — Понятно, перед выборами пыль в глаза пускают.

— Ты с Маратом вон пойди пообщайся, он тебе оптимизма прибавит, — посоветовал я. — У него всегда всё отлично, а отдельные недостатки — дело рук западных спецслужб.

— Блин, да он сам в съемной комнате живет в Люберцах и вечно в одних джинсах ходит.

— Зато мы спиваем гарно.

Оператор фыркнул.

— Всю страну растащили, а мы славим этих счетоводов!

— Иди в оппозицию. Примкни к Алисе, если она еще на кухне.

Бакаев только сморщился.

— А-а, мы это уже проходили. Я ведь сейчас Достоевского перечитываю, «Бесов». Предвидел Федор Михайлович, куда вляпаемся. И как было сказано! Затуманится Русь, заплачет по старым богам…

— Можно потише? Мне звонить надо, — вмешался Эрик.

— Что у тебя на личном фронте? — шепотом спросил я Бакаева.

— Одно и то же, — так же тихо поведал он. — Им лишь бы вытянуть из нас всё, что можно и нельзя. Самки. Хищницы!

— Может, тупо за бабки дешевле выйдет? И на фиг уже все формальные обязательства?

— А что? Тоже мысль. Только бабки где взять?

Солнце еще выше поднялось над Москвой, и в издательском доме наконец закипела работа. Последней в редакцию пожаловала Нонна Ивановна, зам главного редактора по творчеству. Как всегда, лицо у нее было то ли заспанное, то ли просто недовольное. Женская часть коллектива тут же, вместе с ней, удалилась на перекур. Я в тишине навел завершающий лоск на интервью и выслал его в пресс-службу «космического» начальника с Шаболовки. От себя присовокупил мольбу о скорейшем прочтении и согласовании.

Дверь снова отворилась, к нам в кабинет заглянула девушка Юля, недавно назначенная отвечать за связи с госструктурами.

— А где все? — спросила она.

— А мы кто? — уточнил я.

— Ой, да я про Нонну хотела узнать.

— Курит, здоровье губит. Тебе она зачем?

— Посоветоваться надо. Я с утра уже в мыле, — зачастила Юля. — Шеф дал указание выяснить, у кого нет виз.

— Каких виз? Для чего?

— Ты как будто жизнью компании не живешь, — попеняла мне она. — В октябре большая поездка запланирована. Везем делегацию Совета счетоводов в Голландию, по обмену опытом.

Я только воздел руки к небу. Совет счетоводов России (сокращенно ССР) был нашим поистине стратегическим партнером. Входили в него почти все главные счетоводы регионов и больших городов. От связей с ними зависели и подписка, и львиная доля платных публикаций. Наше руководство обхаживало их, как древние женихи царицу Семирамиду. Верховодила в Совете на правах основательницы депутат Госдумы со стажем Наина Степановна Грузилова, дама капризная и опасно переменчивая. Она жутко ревновала нас как раз к тому народному избраннику, чей опус отлеживался в резерве и мог быть пущен в ход в случае кризиса с обложкой.

— Ну и что с визами? — вежливо поинтересовался я.

Тут с шумом завалились наши дамы. Вдохнув никотина, они буквально воспрянули к жизни.

— Нонна, у меня беда! Я скоро уже свихнусь, — переключилась на мою непосредственную начальницу Юля.

— Что с тобой, солнце мое? — милостиво снизошла до нее Нонна.

— Мне надо связаться с посольством Голландии, — начала рассказывать Юля. — И ты представляешь, нет в Москве такого посольства! Нет, и всё.

— Да ладно, — не поверил Эрик, сидевший рядом со мной.

— Правда!

— Не может быть. Это ведь не Гондурас какой-нибудь.

— Гондурас, Гондурас в сердце каждого из нас, — тихонько пропел я.

Юля сердито посмотрела на меня из-под пышных бровей.

— Вам хорошо подкалывать, а мне на доклад к Вэ-Гэ через час.

Вэ-Гэ мы часто между собой звали шефа.

— А как ты ищешь? — встряла Нонна.

— Обыкновенно. Ввожу в поисковик слова «посольство Голландии», а он мне выдает полный ноль.

Эрик внимательно посмотрел на Юлю.

— А ты не пробовала вводить «посольство Королевства Нидерланды»? — аккуратно спросил он.

— Какие Нидерланды? — не поняла она.

— Государство так называется, официально.

Далее случилась немая сцена, как в театре.

Когда голландский вопрос был урегулирован, все разбрелись по рабочим местам и уткнулись в мониторы. Нонна углубилась в электронный план номера, потом неприветливо спросила меня:

— Что с твоим интервью?

— Уже отправил.

— Поторопи их, только вежливее.

— Уже поторопил.

С замом по творчеству у меня были непростые отношения. Поначалу всё развивалось нормально, однако с определенного момента между нами словно пробежала черная кошка. Подозреваю, что доброжелатели напели Нонне про мои якобы имеющие место нездоровые амбиции.