Боль по телу распространяется не линейно: сперва сигналы идут от чувствительных рецепторов по периферийной нервной системе в мозг, тот их оценивает и возвращает обратно вердикт «больно». Тонко производит дифференциацию: «горячо», «холодно», «колит», «саднит». С душой сложнее, ибо неясно, где та находится. И болит она целиком, всеобъемлюще и без координат. Медикаментозное погружение в сон возводит временный барьер перед внутренним воем и безысходностью. Но они вернутся, обязательно. Каждый раз слабее, если организму поможет фармакология и если пациент готов бороться с недугом, хотя бы и неосознанно.

Литвинова пришла в себя вечером. Сразу спросила: «Степа?»

– Жив и здоров, – повторил заезженную мантру Алехин-старший. – Ты отдыхай, завтра улетаешь со мной на Кипр.

– А Степа?

– Приедет через несколько дней, когда сможет, – на голубом глазу солгал Матвей. – Спи, дочка. Я с тобой посижу.

Капельница вновь вернула девушку в оздоровляющее забытье.

– Хороший симптом, что ориентируется в пространстве и времени, не задает пустых вопросов, – обнадежил психотерапевт. – Тяга к любимому – замечательный признак. Значит, есть в жизни о ком заботиться. Значит, не ушла в себя, не замкнулась. Мой прогноз положительный.

– Спасибо, доктор.

– По инструкции госпиталь должен сообщить в полицию, – извиняющимся тоном начал присутствовавший главврач, – для поиска преступников.

– Не стоит беспокоиться. Они уже мертвы, – запретил Чудов, находившийся здесь же, и, слегка исказив реальность, добавил. – Заинтересованные службы в курсе событий.

– Поскольку нет серьезных травм, то Ксению забираю, – подвел итог Матвей. – Девочка в состоянии перенести трехчасовой перелет?

– Думаю, да. Разумно ли тащить в таком состоянии из Москвы? Поскольку имело место сексуальное насилие, мы ввели ей антибиотики и сделали фармакологический аборт. Однако нельзя исключать скрытых осложнений…

– Ей надо резко сменить обстановку. Здесь многое будет напоминать о случившемся. Да и как Ксения со Степаном смогут смотреть в глаза друг другу, пока дни и недели не затуманят воспоминания?

– С данной точки зрения, вы правы. Тем не менее, следует подождать.

– Нет времени. Времени нет, – прервал дискуссию разведчик. – Есть и иные причины для отлета. Немедицинские. Заберу в десять часов. Подготовьте. Не забудьте препараты для реабилитации.

– Вам виднее, приготовим антидепрессанты, – уступили врачи, избегая глядеть на посетителя, так не отмывшего с рук чужую кровь и отказавшегося от медпомощи. «На мне ни царапины», – отмахнулся. «Внешне – да, – согласился психотерапевт, – а внутри?»

Дом – не госпиталь, сын – не военврач. Ему не прикажешь. Оставался выбор: врать или рассказать откровенно, пусть лишь малую толику. Когда знаешь, как жестока правда, то задумываешься: а не утешительнее ли ложь? Разговор вышел жесткий, на обнаженном нерве. Реакция Степана оказалась предсказуемой. Удивление. Неверие. Неприятие. Протест. Анализ фактов и аргументов. Синтез нового подхода. Согласие. И, конечно, обида на целый мир, несправедливый и опасный. Персонально – на Матвея, который рядом. Парень понимал, не отец – причина бед, а поделать с собой ничего не мог. Утром так и вышел – надутый и хмурый. Однако проводил до машины и даже приложился к чисто выбритой щеке Матвея, отправляющегося в очередной бой.

– Береги себя и Ксюшу.

– Матери ни слова! Поживи в нашем доме, пригласи Никиту, побудь с собаками. Сегодня из городской ссылки привезут Хексу.

Услышав знакомое имя, поднял уши Смер. Автомобиль тронулся.

Муж запретил звонить на мобильные, поэтому Анна набрала номер в рублевской резиденции. К телефону подошел сын и постарался поскорее закончить разговор, придерживаясь легкого тона. Сердце мамы почувствовало беду даже на расстоянии. Из уклончивых ответов и умолчаний Степана у Алехиной сформировалось убеждение, что в Москве произошли события, которые женщина, дабы не сглазить, пока окрестила как «неприятные». Требовалось разузнать подробнее.

Вариантов в гостинице Grand Et De Milan не просматривалось, пока к завтраку не вышла начальница и подруга Варвара. После уточнения программы на день, а представительницы гламурного журнала работали на неделе высокой моды, Анна попросила её позвонить Чудову.

– Варенька, солнце мое! Как там Дольчик с Габбанчиком поживают? Не развелись? – балаболил счастливый муженек. – Как ты сегодня одета? Какие планы?

– Дизайнеров приговорили к тюремному заключению за уклонение от налогов. Лучше скажи, что случилось? – сурово поинтересовалась супруга, чуткая к сахарно-лживому тону, вмиг из прекрасной дамы превратившись в строго дознавателя. – Мы тут с Анечкой расстраиваемся.

– Ерунда. Обычные шероховатости. Издержки переходного периода к всемирной дружбе и братству. Наши все целы, ну почти. В ближайшие дни не звоните. Мы с вами свяжемся.

– Не обманываешь?

– Обижаешь, зайка! Как там Элио? Помогает с транспортом и вообще?

– На месте твой Элио. Справляется.

Обаятельный представитель корпуса carabinieri обеспечивал безопасность жены заместителя директора разведки и её спутницы в Милане. Кроме прочего, знал город, как свои пять пальцев, что позволяло вовремя доставить журналисток к очередному дефиле и найти шоу-рум в переулках. Нагло парковался возле любых чудных местечек, которые известные бренды выбирали для показа моделей на зимний сезон следующего года. В данный момент metrosexual simpatico сидел с журналом в углу, неназойливо контролируя обстановку. Среди постояльцев фешенебельного отеля не бросался в глаза – напротив, стильная бородка и хорошо сидящий костюм являли образец профессиональной мимикрии.

Не сообщив причин, начальство велело охранять двух синьор из России. Задание необременительное и даже приятное – не румынских цыган отлавливать. Опять же, можно прилично одеться, поесть в хороших ресторанах и поглазеть за кулисами на моделей. Эти три вещи ох, как важны для macho mediterraneo, даже если у него в плечевой кобуре beretta и в кармане удостоверение военной полиции. Проблем не предвиделось, а жалование исправно капало на банковский счет. Если бы его спросили, зачем сопровождать жен московских шпионов, Элио пожал бы плечами: «Работа есть работа. Врагов хватает. Даже у русских. Даже в Италии».

В Шереметьево пограничник поднял взгляд, сличая фото в паспорте с лицом пассажирки, вылетающей на Кипр. Сходство присутствовало, и различия имелись. Существенные. Синяки, потухший взгляд и вообще что-то в девушке сильно изменилось в худшую сторону. Офицер засомневался, но тут старший смены приоткрыл дверцу кабинки и кашлянул. Пограничник посмотрел на него, затем на Литвинову и лязгнул штемпелем. Настала очередь Алехина. Тот проходил контроль долго: компьютер информировал спецслужбы страны и получал их согласие на выезд лица, стоявшего на особом контроле. Шпион не сводил глаз с Ксении. Она двигалась нормально и, надев темные очки, почти не выделялась из человеческого коктейля, плескавшегося в стекляшке аэропорта. Если не сравнивать её с прежним воплощением красоты и обаяния. Сравнивать ему не хотелось.