– Пф! Попробуй подключить мозги, и ты сама придешь к тем же самым выводам, что и я, – он выплыл из-за стола и, описав изящный кувырок, оказался у меня за спиной, около двери, – поскольку мое общество вас тяготит, то я, пожалуй, удалюсь, дабы никого напрасно не нервировать. Всего доброго!

– Ну вот, отправился сторонников агитировать, – проворчала Кадеста, когда входной люк закрылся.

– Брось, Кади, – устало произнес дядя Оскар, – ему этого не требуется. Ведь если отбросить эмоции и порассуждать трезво, то он по большому счету прав.

– Ну да, как обычно, – согласилась девушка с обреченностью в глоссе, – но можно ведь было обойтись без демонстративного унижения, а? И почему он считает, что может распоряжаться нашим «Джордано» так, словно это его личная собственность, его «Фатерлянд Лимитед»!?

– Ну, вклад Малгера в создание и обустройство «Ньютона» трудно переоценить, так что его голос имеет немалый вес, а особой тактичностью он никогда не отличался. Однако вот в умении трезво оценивать ситуацию ему не откажешь, – старик обратил на меня свой печальный взгляд, – что скажешь, Олег?

– Тупик, – рассеяно обронил я, тупо глядя в одну точку перед собой.

И ведь было от чего впасть в отчаяние. Вся моя миссия строилась, исходя из предположения, что люди, занимающиеся ее организацией, гарантировано войдут в число спасенных. Именно они делегировали мне полномочия, позволяющие договариваться с никарами и обсуждать условия сделки. А теперь выясняется, что их участь в действительности еще не решена, и определять ее будет кто-то совершенно посторонний и абсолютно ничем им не обязанный. Причем с очень высокой степенью вероятности можно предположить, что как раз их-то на борт и не возьмут! То есть вся их суета, торг и подковерная возня ради обеспечения себе более выгодных условий были лишь бессмысленным дележом шкуры неубитого медведя. И результатами их кипучей деятельности в итоге воспользуются другие – безвестные врачи, ученые, технические специалисты – те, кого отберут Малгер и компания. В этой ситуации кое-кто из обманутых вполне способен слететь с катушек и устроить всем веселую жизнь по принципу «не доставайся же ты никому!»

Такой оборот дел нами детально не рассматривался. Помимо очевидного и практически неразрешимого конфликта интересов он нес с собой и целый ряд чисто технических и организационных проблем. Каким образом, скажите на милость, возможно за столь небольшое время отобрать нужное число кандидатов. Устроить открытый конкурс, где на одно место будут претендовать по полмиллиона человек? Безумие! Как только информация о грядущем Апокалипсисе окажется предана огласке, вся Земля погрузится в хаос, после которого собственно конец будет восприниматься как избавление.

– Тупик, – повторил я, – при такой постановке вопроса нет смысла даже пытаться что-либо делать. Столкновение рационального подхода и примитивного желания спасти свои шкуры намертво парализует все попытки решить стоящую перед нами проблему, – у меня вырвался нервный смешок, – быть может, Малгер в чем-то и прав, и нам, представителям дикого и порочного прошлого пора уйти, освободив дорогу новой генерации человека разумного? Быть может, так будет лучше?

– Не болтай ерунды! – Кадеста положила руку мне на плечо, – Малгер – не Всевышний, чтобы все за всех решать. Что-нибудь придумаем. Всегда есть место компромиссу. Мы, в конце концов, тоже ведь заинтересованы в успехе предприятия. Чем нас больше – тем выше шансы на выживание популяции.

– Да нет у нас никаких шансов! – раздраженно бросил дядя Оскар, – по большому счету речь идет всего лишь об отсрочке, не более.

Он умолк, и в нашей дискуссии образовалась пауза, во время которой смысл сказанных им слов с определенным трудом пробился в мой забитый переживаниями мозг. Я озадаченно нахмурился и сфокусировал на старике свой вопросительный взгляд.

– Вы… простите… что имели в виду?

– Положение дел на «Ньютоне» отнюдь не так радужно, как тебе, возможно, кажется. Если вкратце, то выживание колонии находится под очень большим вопросом. Наше вымирание уже началось и никакие попытки его остановить или хотя бы затормозить ни к чему не приводят.

– Вот так откровение! – опешил я, – если честно, то за эти два дня я никаких признаков деградации не заметил. Скорее, наоборот.

– Это потому, что тебе показывали только парадный фасад. А настоящая деградация – она в головах, – вздохнул старик, – с медицинскими и физиологическими проблемами еще можно как-то бороться, плодить симбионтов, в конце концов, но если человек утрачивает смысл жизни, то здесь медицина бессильна.

– А при чем тут симбионты?

– Разве Кади тебе не рассказала? – он удивленно посмотрел на племянницу.

– Не успела, – недовольно буркнула та.

– Малгер объяснил, что они являются неким синтезом машины и человека, утратившего дееспособность в результате тяжелой травмы, – пояснил я, – на Земле в подобных случаях ограничиваются бионическими протезами и экзоскелетами, а на более смелые эксперименты смотрят, скажем так, косо и даже…

– «Косо»!? – дядя Оскар хрипло рассмеялся, – если бы ты только знал, откуда берутся наши симбионты! У вас о таком, небось, даже помыслить боятся!

– Помыслить о чем?

– Об экспериментах на детях.

– На детях!? – мои брови сами собой поползли вверх.

– В первые годы мы по целому ряду направлений двигались фактически на ощупь, – он решил начать издалека, – в том числе и в вопросах адаптации человека к условиям космической станции. Нам казалось, что мы уже почти все об этом знаем, но ведь никто еще не пытался в космосе жить. Одной из наиболее неприятных и щекотливых проблем, с которой нам пришлось столкнуться в самом начале пути, стало аномально высокое количество детей, рождавшихся с врожденными дефектами.

– Из-за нехватки кальция? – вспомнил я рассказ Кадесты.

– Ну, это еще самое меньшее из зол, с которым еще можно как-то бороться. Я же говорю о более серьезных отклонениях, превращающих порой человека в абсолютно дисфункциональный овощ. Очень скоро у нас на руках оказалась целая коллекция маленьких уродцев, с которыми надо было что-то делать.

– Дядя! – возмущенно одернула его Кадеста.

– А как мне еще их называть? – развел тот руками, – если у человека вместо ног две тоненьких веревочки, а ушей вообще нет, то это что, не уродство? – он снова обратился ко мне, – в общем, мы встали перед непростым выбором: либо эвтаназия, поскольку на станции каждый человек на счету, и нянчиться с этой обузой просто некому, либо…

– Симбионты, – закончил я за него фразу.

– Именно. Некоторые имплантанты им приходилось вживлять еще в грудном возрасте, чтобы добиться максимальной интеграции. Ведь в зрелом возрасте переучиваться уже поздно, а так у них появлялся хоть какой-то шанс.

– Жестоко.

– Но необходимо, – дядя Оскар пожал плечами, – какая их ожидала альтернатива, я уже говорил. Взамен мы получили незаменимых специалистов, которым нет равных по уровню мастерства: операторов, диспетчеров, пилотов…