В окне на втором этаже что-то шевельнулось.

Это была Алиса. Девочка смотрела на Эллен, прижимая к губам указательный палец.

Александра даже не удивилась, когда к дому подъехала полицейская машина.

Патрик, придя домой от Ханны, был вне себя. Александра хотела спросить, что случилось, но поскольку сам он не начинал разговора, решила не приставать с расспросами. Не могла она спросить и об Алисе, и о том, откуда у нее взялся телефон Лив. Беа она в глаза не видела с тех пор, как Патрик накануне вечером привез ее домой. Рано утром она куда-то ушла, и Александра понятия не имела, где находится дочь.

Патрик прижался к ней, и она почувствовала его учащенное от волнения дыхание.

— Как я рад, что у меня есть ты. Чем я заслужил тебя?

Они наблюдали за двумя полицейскими в штатском, которые вышли из машины и направились к входной двери.

— Если ты когда-нибудь оставишь меня, даже не знаю, что мне тогда делать.

Когда полицейские позвонили в дверь, Александра судорожно вцепилась в край мойки. Патрик разжал объятия.

— Это чисто формальный допрос, чтобы исключить подозрения. Нет причин беспокоиться, — произнес он, стараясь говорить убедительно. Однако оба они знали, что это неправда. С того момента, как у Патрика взяли пробы на ДНК, она поняла — все кончено.

Строго говоря, все закончилось давным-давно.

В который уже раз она попыталась взглянуть на все другими глазами и напомнить себе, что мир не вертится вокруг нее одной. Она где-то читала, что это ключ к выживанию в отношениях, когда партнера приходится делить с кем-то другим. Однако проблема все же состояла не в этом.

Александра включила кран, ополоснула руки. Втянула носом запах приправ.

До сих пор она не могла без боли вспоминать, как Патрик впервые рассказал ей о Ханне — хотя прошло уже тринадцать лет. Она помнила все так отчетливо, словно это было вчера. Они лежали в постели, обсуждая, как назовут малыша в животе у Александры. Когда Александра предложила имя Карл, Патрику пришлось ей все рассказать, ибо он ждал ребенка и с другой женщиной, которая по странному стечению обстоятельств тоже выбрала это имя.

Рассказывал он это не со стыдом или раскаянием. Напротив, говорил радостно и оживленно, словно давно мечтал с ней поделиться. И подробно описывал все оттенки своих чувств к Ханне.

— Я так счастлив, когда вижу ее, говорю с ней, ощущаю ее запах, глажу ее мягкую кожу. Я просто без ума от нее, Александра. Ты поймешь меня, когда познакомишься с ней. Мое чувство с каждым днем только нарастает. Она дает мне такой прилив сил!

«В отличие от меня?» — подумала Александра. Могла ли она рассуждать по-другому? Каждое слово, которым он описывал Ханну, заставляло Александру чувствовать себя ее полной противоположностью. Чего-то ему не хватало в их отношениях. Трудно было выразить это более явно.

Почему его привлекали другие женщины? Этого она не могла понять. Она попыталась сводить его к семейному психологу. Делала все, что было в ее силах, чтобы он изменил свое поведение. Однако он предоставил ей единственную альтернативу — делить его с Ханной.

Патрик открыл дверь, и она услышала, как полицейские здороваются с ним.

В том, что у нее тогда случился выкидыш, виноваты Патрик и Ханна. То горе, которое они причинили ей. Этого она им никогда не простит.

В последние дни они с мужем почти не общались. Хотя она и понимала, что это связано с Лив, ей казалось, он отдаляется от нее, и она не знала, что с этим поделать. Казалось, он больше стал тянуться к матери. Александра понятия не имела, много ли Патрик с Ханной обсуждали ситуацию, знала только то, что сама она с ним ни о чем не говорила. Скорее избегала этих разговоров.

В ту ночь, когда была убита Лив, Патрик находился на дежурстве — впрочем, что это дает? Может ли она верить его словам? Тайно встречаясь с Лив, он тоже говорил, что идет на работу, хотя на самом деле отправлялся на романтическое свидание.

Теперь она видела, как он выходит из дома. Плечи его ссутулились. Он шел как побитый. За большим погонишься — малое потеряешь. Шведские пословицы очаровали ее с самого начала.

Патрику велели сесть на заднее сиденье полицейской машины. Александра смотрела ей вслед, когда она выехала на улицу и исчезла за поворотом.

Ее тоже заберут для допроса — это всего лишь вопрос времени. Как он мог поставить ее в подобную ситуацию? От одной мысли об этом ее охватывал гнев. Она изо всех сил старалась не давать волю горечи, но это оказалось трудно. Чертовски трудно. Закрывать глаза на некоторые вещи уже не представлялось возможным. Дело зашло слишком далеко.

Еще до того, как свекровь появилась рядом с ней, Александра уже знала о ее приходе. Всю жизнь Эва пользовалась одними и теми же духами. Это был тяжелый аромат, смешанный не то с пылью, не то со средством от моли. Так пахло в усадьбе Бусэнген. Удушливый запах, забивавший дыхательные пути.

— Он не всю жизнь будет тебя содержать.

— А, вот о чем ты думаешь? Мне кажется, у нас есть сейчас более серьезный повод для тревоги, чем то, зарабатываю я деньги или нет.

Александра продолжала смотреть в окно, не удостоив свекровь даже взглядом.

— Беспокоиться не стоит, я его прикрою.

Словно бы она прочла ее мысли.

Теперь Александра повернулась к свекрови, сосредоточилась на ее морщинистом лице.

— Но ведь ты не можешь дать ему алиби?

— А что, у меня есть выбор? Вы, женщины, все испортили с самого начала. Все время приходится убирать за вами — этот порочный круг повторяется у меня на глазах. Надеюсь, что после всего этого вы переедете в Бусэнген, и там мы заживем спокойно.

— Ноги моей больше не будет в Бусэнгене.

Сколько раз она пыталась рассказать Патрику, как ведет себя с ней его мать. Ей хотелось привести примеры ее стервозного поведения, но это было так сложно передать на словах. Больше всего ранили очень тонкие намеки. Казалось, Эва сознательно выбрала такую стратегию — подкладывать ей крошечные порции яда, незаметные для окружения, но вместе составляющие смертельную дозу. В мелких комментариях содержалась убойная сила. Но Патрик не желал ничего слышать. Каждый раз он находил объяснения в столкновении культур, в языковых недоразумениях. То есть — это Александра что-то неправильно поняла. Иногда он говорил, что его мама просто немного прямолинейна. Однако Эва вовсе не отличалась прямолинейностью. Это была хитрая женщина, тщательно взвешивающая каждое слово, располагавшая каждую фразу, как шахматы на доске, — и все ее ходы постепенно вели к победе.

Как часто Александра решала промолчать, проглотить обиду. Однако после нескольких дней общения ей становилось сложно сдерживать клокотавшие внутри чувства. Эмоции хлестали через край, не поддаваясь контролю. Каждый раз, когда такое случалось, ей потом становилось тяжело на душе, и она раскаивалась, ругая себя за то, что опять не сдержалась.