– Это правильно, – поддержал старого друга Огнеяр. – Можешь рассчитывать на мою поддержку, Ратмир. Похитив ганшу Зару, Данбор оскорбил не только угров, но и русов. Он оскорбил славянских богов, ибо по заведенному ими ряду никто не вправе посягать на мужних жен – ни князь, ни боярин, ни мечник, ни простолюдин.

Поддержка Огнеяра в предстоящей нешуточной усобице могла быть весомой. Именно Огнеяр начальствовал в крепости Бусара, и его переход на сторону Ратмира открывал врагам князя Данбора практически беспрепятственный путь на Варуну. Для Ратмира слово Огнеяра оказалось решающим. Еще вчера вечером его мучили сомнения, но похищение дочери отрезало ему все иные пути, кроме самого главного, по которому он теперь и направит уверенной рукой своего разгорячившегося коня. А Данбору, столь опрометчиво оскорбившему сородича, еще не раз предстоит раскаяться в содеянном.

– Плещей, – вновь окликнул мечника Ратмир. – Поскачешь в Славутич к князю Богдану и передашь ему, что я выступаю через тридцать дней. Запомни, ровно через тридцать. К этому времени он должен подойти к границе Русалании. Возьми с собой десяток мечников. В ссоры ни с кем не ввязывайся, в Варуну не сворачивай.

– Я понял, – кивнул головой Плещей. – Все сделаю, как ты сказал.

В Луке их поджидал ган Кончак. Скиф появился как раз вовремя, словно заранее знал, чем обернется для Ратмира поездка в Варуну. В чем Кончаку нельзя было отказать, так это в уме и осведомленности во всем, что происходило в славянских землях. Но даже скифский ган был потрясен несчастьем, приключившимся с ганшей Зарой.

– Да быть того не может, – ахнул он, выслушав Ратмира.

– Вот тебе и не может, – раздраженно выдохнул Ратмир, опускаясь на лавку в родном тереме.

Все здесь вроде бы было как всегда, но он отлично понимал, что многое в его жизни переменилось. Даже родной терем, обжитый еще отцом Всеславом, не внес успокоения в его растревоженную душу.

– Что ты собираешься делать? – спросил Кончак.

– А что бы ты сделал на твоем месте?

– Отомстил бы, – пожал плечами ган. – Так у нас не только с родовичами не поступают, но и с чужими людьми.

– То-то и оно, – хмыкнул Ратмир. – Тогда о чем ты спрашиваешь?

– Назови день выступления.

– Через тридцать дней мы должны подойти к Варуне, там нас будет поджидать князь Богдан. Сколько людей ты сможешь выставить, ган Кончак?

– Я – не больше сотни, – вздохнул скиф. – Но князь Биллуг – пять тысяч. А ты не слишком торопишься, князь Ратмир? Ганы Арпад и Курсан не успеют поднять своих угров.

– Успеют, – твердо сказал Ратмир. – Если мы затянем с выступлением, то Данбор подготовится к встрече. Мы должны ударить внезапно, так, чтобы наше появление у стен Варуны стало для всех неожиданностью.

Ратмир был опытным воеводой, не раз водившим русов в самые отчаянные походы. Главным его союзником в чужих землях всегда была внезапность. Но сейчас ему предстояло воевать на своей земле, а это куда труднее. Далеко не все военачальники, сочувствующие Ратмиру, согласятся поддержать его в усобице, не говоря уже о простых русах. Все-таки вина Данбора не доказана, а потому никто не вправе чинить с него спрос. Это понимал ган Кончак, это понимал и Ратмир. Если великий князь Русалании почует неладное, то он обязательно созовет круг, который почти наверняка объявит Ратмира изменником, и тогда все рухнет, еще не начавшись. Вот почему так торопился Ратмир, вот почему он рассчитывал в своих устремлениях не столько на донских русов, сколько на тмутараканцев и угров.

– Сколько людей обещал привести ган Арпад? – спросил Кончак.

– Десять тысяч по меньшей мере.

– Помнится, он говорил о пятидесяти тысячах.

– Всех за такое короткое время не поднять, – покачал головой Ратмир. – Думаю, нам и десяти тысяч угров хватит с избытком. Пять тысяч мечников и русов соберем мы с Огнеяром. Двадцати тысяч конников нам хватит.

– А сколько мечников тебе обещал князь Богдан?

– Десять тысяч. Но если он приведет хотя бы половину, то и этими силами мы сомнем Данбора. Вряд ли он успеет собрать десять тысяч.

– Ты забываешь, что у него за плечами крепость Варуна, где он может запереться в случае неудачи.

– И тем самым бросить на произвол угров простых горожан и селян? – насмешливо спросил Ратмир. – Уграм нанесено оскорбление, и они вправе за него отомстить всем, кто подвернется под руку. Данбору не простят, если он будет отсиживаться в крепости в то время, когда кочевники разоряют русаланские города и веси.

– А тебе простят, князь Ратмир? – прищурился Кончак.

– Я остановлю погромы и тем самым заслужу расположение простолюдинов.

Ган Кончак далеко не был уверен в том, что расходившихся угров удастся так просто остановить, но спорить с Ратмиром не стал. Ни одна междоусобица не обходится без кровопролития и грабежей, и беды простолюдинов не должны беспокоить человека, нацелившегося на лакомый кусок. А Кончаку и его покровителям в сущности неважно, кому этот кусок достанется. Куда важнее ослабить, разорить Русаланию накануне неизбежного столкновения между варягами и рахдонитами.

Оскорбленный ган Арпад действовал быстро. Не прошло и десяти дней, как угры начали стягиваться к крепости Лука в больших количествах. Ган Кончак тоже не ударил в грязь лицом и привел пять тысяч конных тмутараканцев точно к оговоренному сроку. Предводители мятежа не могли, конечно, с уверенностью сказать, имел ли Данбор своих соглядатаев в крепостях Лука и Бусара, но разъезды обязательно должны были донести ему о появлении кочевников на землях русалан. А уж выводы он мог сделать и сам, особенно если действительно был причастен к похищению ганши.

Кончак, кстати говоря, в этом сильно сомневался. Уж слишком легкомысленным был бы этот шаг для умного Данбора. Что-то здесь было не так. Возможно, виною всему была глупость какого-нибудь разгорячившегося сердцем боярина, но не исключено, что кто-то затеял игру с очень дальним прицелом, а Данбору и Ратмиру отводилась в ней лишь роль пешек. В любом случае каша заваривалась крутая, и расхлебывать ее, по всей видимости, придется не один год.

В окрестностях Бусара и Луки угры вели себя тихо, однако у Кончака не было уверенности в том, что так же скромно они поведут себя в окрестностях Варуны. И скиф оказался прав, разбои начались сразу же, как только разношерстное войско ступило на землю Русалании. За то время, пока угры достигли этой крепости, они успели разорить десятки сел и городков. Их бесчинства вызвали ропот среди тмутараканцев, которые сочли поведение князя Ратмира жестоким и бесчестным по отношению к скифским и славянским племенам, населяющим Русаланию.

Ган Кончак вдрызг разругался с ганом Арпадом и пообещал увести своих людей, если угры не прекратят набеги на беззащитных селян. Кончака поддержали Огнеяр и Голубец, их люди уже не просто роптали, а хватались за мечи. Возникла серьезная опасность того, что союзники передерутся раньше, чем достигнут крепости Варуна. Ратмиру пришлось серьезно поговорить с зятем. Ведь война еще не выиграна, и если против незваных гостей поднимется вся Русалания, то уграм придется солоно.