— Я восстанавливаю строгое затворничество. Для всех без исключения. Никто не может выйти без разрешения, написанного мной. Мной, и никем иным. Отныне я требую обыскивать с ног до головы каждую, я повторяю каждую, сестру, у которой возникнет необходимость выйти. Вы должны будете также обыскивать ее вещи и повозку. И никаких исключений.

Элевсия резко повернулась и бросилась к своим духовным дочерям, приговаривая:

— Рукописи останутся в аббатстве. Спрячь их… спрячь их так надежно, как только сможешь, я все равно их найду! Чтобы завладеть ими, тебе придется переступить через мой труп!

Аньес, еще бледная и слабая, внимательно посмотрела на Клемана и спросила:

— Что ты такое говоришь?

— Мы должны съездить в От-Гравьер, если, конечно, ваше здоровье позволит это сделать.

— Мое здоровье позволит, если я так захочу. Прекрати вертеться вокруг меня, как встревоженная наседка.

На мгновение лицо подростка озарила счастливая улыбка.

— Просто вы мой цыпленочек, мадам.

Аньес рассмеялась и ласково потрепала его по голове. Боже мой, как же она его любила! Она ни за что не выжила бы, если бы постоянные мысли о нем не поддерживали бы ее в застенках Алансона.

— В самом деле, большая курочка! — Став вновь серьезной, она возразила: — Мы ничего в этом не смыслим, мой Клеман.

— Нет, мадам, я все узнал от моего замечательного учителя, доктора Жозефа из Болоньи.

— Жозеф, опять Жозеф, — пошутила Аньес. — Знаешь, в конце концов я начну ревновать к этому человеку!

— Ах, мадам, если бы вы только были с ним знакомы… Ваше сердце сразу покорилось бы ему. Он знает о стольких вещах!

— Черт возьми, какое восторженное описание! Его тебе не хватает, не правда ли?

Клеман покраснел и признался:

— Нет, ведь я рядом с вами, поскольку именно здесь я хочу остаться навсегда.

Аньес почувствовала, как ей трудно сдерживать слезы. Клеман продолжал:

— Я боюсь, мадам, я ужасно боюсь вас потерять, расстаться с вами навсегда. Тысячу раз я думал, что умру от горя. И если у меня есть возможность выбора, я хочу остаться здесь, подле вас.

Клеман немного поколебался и закончил:

— Но вместе с тем учеба у мессира Жозефа не может сравниться ни с какой другой. Мадам, у этого человека свой внутренний мир. Он усвоил столько наук. Разве это не чудесно, разве это не невероятно, что он счел меня достойным своих знаний и ответил на столько моих вопросов? И… он знает.

— Что он знает? — спросила Аньес, насторожившись, когда тон Клемана стал слишком серьезным.

— Что я не… Ну, что я девочка.

— Ты рассказал ему об этом?

— Разумеется, нет. Он сам это понял. Он утверждает, что в глазах девочки уже можно разглядеть глаза женщины и что надо быть очень неразумным человеком, чтобы путать их с глазами мужчин.

Аньес овладело беспокойство.

— Как ты думаешь, он расскажет об этом графу?

— Нет. Он преисполнен чувства огромного уважения и признательности к своему сеньору. Но он дал мне слово, что будет хранить эту тайну. Видите ли, мадам, я питаю абсолютное доверие лишь к вашему слову и его слову.

Почувствовав облегчение, Аньес повеселела и заметила:

— Не говори об этом слишком громко. Ты недооцениваешь людей.

— Какая разница, если я ценю вас по заслугам. Вернемся к От-Гравьер, который входит в ваше вдовье наследство. Там одни заросли крапивы.

— Да, только она и растет, — вздохнув, согласилась дама де Суарси. — Мы даже не можем пасти там быков. Впрочем, на следующей скотоводческой ярмарке я намерена купить несколько коз. По крайней мере, из их молока можно делать сыр.

— Крапива любит железистую почву.

Аньес сразу же поняла, куда клонит подросток:

— Что ты говоришь? Мэтр Жозеф уверен в этом?

— Уверен. Он считает, что столь буйные заросли крапивы свидетельствуют о том, что земля богата железом. Мадам, мы должны это проверить. Нам надо знать, идет ли речь о составе земли, или эти сорняки указывают на наличие залежей железа.

— Но как это сделать? Как мы узнаем, что там залегает железо?

Клеман вытащил из своей зимней туники нечто вроде темно-серого точильного камня и заявил:

— Благодаря вот этому, настоящему чуду и бесценной редкости, которую дал мне мессир Жозеф, чтобы услужить вам.

— Но что это за точеный булыжник?

— Магнит, мадам.

— Магнит?

— Очень полезный камень, который привозят к нам из области в Малой Азии под названием Магнезия[72].

— Но для чего он нам понадобится, мой Клеман?

— Этот небольшой брусок, который вы видите, обладает способностью притягивать к себе железо или землю, содержащую в себе железо. Они прилипают к нему неизвестно почему.

Аньес встала и распорядилась:

— Пусть седлают лошадь. Ты поедешь верхом. Да, ты прав. Нам нужно все это проверить немедленно.

Клеман тут же исчез. Губы Аньес расплылись в улыбке, и она прошептала:

— Ты в моих руках, Эд. Если Богу так угодно и речь действительно идет о железном руднике, ты очень скоро заплатишь мне за то зло, которое причинил.

Аньес изгнала образы, которые пытались укорениться в ее сознании. Матильда. Крошечные ноготки младенца, которые впивались в палец Аньес. Ее безумная беготня по коридорам Суарси, ее крики, когда гусь, хлопая крыльями, подходил к ней слишком близко.

Не думать больше об этих приятных воспоминаниях, которые ранили ее, как лезвие ножа.

Куда исчез этот странный и прекрасный человек, этот рыцарь-госпитальер, который спас ее, поскольку Аньес сомневалась, что смерть Флорена была случайной? Пусть басня о попойке или оргии с плохим концом прельстила тех, кто хотел вконец запятнать и без того скандальную репутацию инквизитора, но Аньес относилась к ней скептически. Часы напролет она думала об их короткой встрече, пытаясь восстановить каждую деталь, вспомнить каждое произнесенное слово. У нее была сбивающая с толку уверенность, что она прикоснулась к тайне, которая затем быстро ускользнула от ее понимания. Элевсия де Бофор. Франческо де Леоне был ее племянником, нет, приемным сыном. Согласится ли аббатиса просветить ее, рассказав о нем?