– О, отец, я знаю, зачем она здесь. Она пришла, чтобы сплясать для нас! Веселая джига и такая же веселая песня, дабы осветить радостью наш день! – он смеется, пьяно икая.

Я не позволю им дразнить меня, как медведя на ярмарке. Одним движением я откидываю плащ с одного плеча, так что всем становится видна Тануэн. Я поднимаю дочь над головой и медленно поворачиваюсь, чтобы ее увидел весь зал. Все ахают. Хотя ее рождение и не было секретом, это первый раз, когда мое дитя видит кто-либо помимо ее отца и меня. Ей еще только два месяца от роду, и она излучает невинную чистоту, свойственную всем новорожденным. Я одела ее в простую муслиновую сорочку, чтобы не стеснять движений ее пухлых розовых ручек и ножек, и всем видно, как светла ее кожа – так же светла, как и у меня. Хотя она еще совсем мала, у нее уже есть волосики, мягкие, как пух чертополоха, и белые, как пушица. Очевидно, что у нее смелое сердце и прозорливая душа, ибо она ничего не боится, а оглядывается с интересом, счастливая и полная любопытства. Все взгляды устремлены на мою крошечную копию.

– Будьте свидетелями прихода новой пророчицы Ллин Сайфаддан! Воззрите на Тануэн! На ту, которой предначертано стать вашей провидицей и пророчицей! На дитя, рожденное в священных водах озера и несущее в своей крови древнее волшебство. На потомка досточтимых ведьм Ллин Сайфаддан, которого благословила сама Аванк. На дочь нашего благородного правителя, принца Бринаха!

Все ахают еще громче. Несмотря на слухи и пересуды, ходившие вокруг происхождения моей дочери, то, что я открыто объявила Бринаха ее отцом, шокирует собравшихся. Лицо Венны напрягается. Родри злобно хмурится, но тщится скрыть свое недовольство. Вокруг слышится ропот, и люди, шаркая, подходят ближе, чтобы лучше разглядеть это странное и чудесное дитя. Я опускаю ее и выступаю вперед, пока не встаю напротив принца. Нас разделяют и отполированный локтями деревянный стол, и вековой обычай, гласящий, что знатный мужчина должен брать в жены женщину благородных кровей. Я протягиваю ему Тануэн.

– Ты хочешь подержать свою дочь, мой принц?

Ропот и шарканье вокруг меня прекращаются мгновенно. В зале воцаряется гробовая тишина. Я могла бы поклясться, что Венна затаила дыхание. Я ясно вижу, как Родри одними губами произносит проклятия, направленные на меня. Ибо это мгновение значит много, очень много, и все присутствующие это понимают. Тануэн никогда не получит титула, но в отсутствие законнорожденного наследника у нее есть законное место, недосягаемое положение единственного ребенка принца. Его признание подчеркнет это и дарует моей малышке статус, который никто уже не сможет у нее отнять. Однако если Бринах ее отвергнет, если струсит, если его любовь к ней недостаточна и на него может повлиять ядовитая злоба и амбиции жены и ее семьи, то Тануэн никогда не познает истинного уважения. Никогда не сможет занять свое законное место. Это приговорит ее к жизни в тени не только потому, что она светлокожа, светловолоса и светлоглаза, но и потому, что ее не признал собственный отец.

Принц колеблется. Пауза затягивается, и я осознаю, что здесь что-то не так. Я чувствую, что на него сейчас оказывает влияние чья-то злая воля. Частью сознания, той частью, что переходит в мою древнюю душу, я улавливаю шепот. Произносимые беззвучно слова настойчивы, нет, не просто настойчивы, а полны неистовой силы! Я мысленно прислушиваюсь к ним, стараясь распознать их смысл и понять, от кого они исходят. И мне становится ясно, что это такое! Злые чары! Заклятье черной магии, призванное совлечь моего принца с праведного пути, подчинить его волю и заронить в его разум дурные мысли. Неста! Это колдует она!

Я устремляю на нее взор и острую, как клинок, волю. Она тщится отвести глаза, увильнуть от моего взгляда, но не может. Ее бегающий взгляд скован моим взглядом, и я посылаю ей – посылаю в самое ее черное сердце – заряд такого волшебства, рожденного и вскормленного озером, таких неистовых древних чар, которые сопровождают меня с рождения, что она не может продолжать свои мерзкие потуги. И шепот замолкает.

Принц Бринах моргает, не понимая, что на него нашло. Он улыбается, перегибается через стол, берет Тануэн на руки, и они с ней обмениваются взглядами, полными глубочайшей любви. Он наклоняется к ней и нежно целует.

– Ура Тануэн! – кричит кто-то, и другие голоса тотчас присоединяются к этому приветственному крику. Пажам велят принести еще эля, Хивел требует, чтобы все выпили за здоровье новорожденной, и зал оглашается добрыми пожеланиями и наполняется весельем. Среди всего этого шума Венна остается неподвижна, как каменное изваяние. Лицо Несты искажается от ярости. Родри вскакивает на ноги, бормоча, что отказывается участвовать в подобном непотребстве. Но Бринах ничего этого не замечает, ибо сейчас он видит только свою прекрасную маленькую дочь.

Тильда

Тильда решает, что сад – наилучшее место, где можно снова попробовать надеть браслет. Ей кажется, открытый воздух подходит для этого лучше: снаружи безопаснее. Как будто энергия, которую высвобождает эта штука, слишком мощна, чтобы пытаться запереть ее в помещении. Лучше, чтобы ее и браслет не окружали каменные стены. Работая, она держала его в кармане рубашки или на верстаке, но удерживалась от искушения надеть его вновь. До настоящей минуты. Она чувствует себя так, словно долго не позволяла себе насладиться восхитительным угощением, но одновременно ее одолевают опасения. Тильда ясно помнит странные видения и ощущения, которые приносил ей браслет; однако вера в то, что удастся взять под контроль такую силу и при этом не пострадать, несколько ослабла. Воспоминание о первом соприкосновении с браслетом, о разбушевавшемся огне, о том, как Дилана отбросило к дальней стене, о головокружительном вращении и хаосе все еще слишком свежо.

Я здесь одна. Если что-нибудь пойдет не так… По крайней мере, я не подвергну опасности кого-то еще. Не буду рисковать жизнью того, кто мне дорог. Лучше уж так.

Тильду немало удивило то, что к ней больше не приходил страшный призрак из могилы в раскопе. Она думала, что это связано с возвращением камня на место, но потом вспомнила: призрак начал являться к ней еще до того, как камень был сдвинут. Размышляя об этом сейчас, она чувствует уверенность, что прекращение визитов призрака как-то связано с браслетом. А вернее, с тем, что происходит, когда она его надевает. А если это правда, ей тем более нужно научиться противостоять той пугающей силе, которую он высвобождает. Нужно отыскать способ обуздать ее и поставить себе на службу, чтобы уберечь от нее Дилана и себя.

Везде по-прежнему лежит покров смерзшегося снега. Все в маленьком саду, от невысокой стены, деревянных ворот, мощенной каменными плитами дорожки, небольшой лужайки до замерзшей купальни для птиц покрыто слоем белого инея. Сверкающая ледяная корка покрывает и расстилающуюся внизу долину, и само озеро. Далекие горы кажутся отсюда похожими на Альпы. Тильда натягивает вязаную шапочку на уши, застегивает деревянные пуговицы-палочки пальто и встает в центре лужайки, спиной к дому. Чертополошка смотрит на нее вопросительным взглядом. Под кустом остролиста малиновка ищет корм. Фермер, неспешно едущий на квадроцикле, темной линией высыпает из мешков на снег сахарную свеклу, которую с жадностью поедают овцы. Все красиво и обыкновенно – типичная сцена из зимней жизни села. Все, кроме дрожи, которая пробегает по спине Тильды, когда она достает браслет из кармана рубашки. Эта дрожь порождена не холодом, а щекочущим нервы смешением предвкушения, возбуждения, неуверенности и страха.