Но больше всего ей хотелось снова надеть браслет.

Когда в коттедже она останется одна. Так что Тильда сходила с Диланом в паб, съела поздний обед, вкуса которого почти не почувствовала, выпила пива, едва заметив, что пьет, в общем, постаралась вести себя как нормальный, здравомыслящий человек. Вот только она больше не чувствовала себя нормальной. В конце вечера она мягко, но решительно отослала Дилана прочь, слегка поморщившись от вида обиженного выражения, написанного на его лице, когда он уходил. Она попыталась объяснить, что ей надо работать. Только несколько дней, заверила она его. Они снова увидят друг друга на Рождество.

– Ты оставляешь меня ради какого-то комка глины.

– Прости. Дело в том… – Ей не удалось закончить предложение.

– Знаешь, я рад, что ты чувствуешь себя счастливой. Рад видеть, что ты думаешь о своей работе, а не… ну, в общем, не о тех, других вещах.

В ответ на это Тильда только кивнула. Пусть он думает, что успех обжига действительно отвлек ее внимание от всех странных и пугающих событий, которые происходили в последние дни. Несмотря на то, что Дилан стал свидетелем того, что случилось, когда она первый раз надела браслет, ей все еще не хотелось говорить с ним об этом. Она даже не рассказала, что надевала браслет еще раз, и о том, как в видении ей явилась Аванк. Тильда уже достаточно хорошо его знает, чтобы быть уверенной: он бы не отнесся к этому несерьезно – выслушал ее и поверил. И все же, несмотря на их близость, она чувствует: открытия, которые принес контакт с браслетом, – глубоко личные.

Ей нужно испытать это еще раз. Тильда наконец осталась одна, не считая Чертополошки, которая теперь стала еще больше похожа на везде следующую за нею тень. Тильда поворачивается спиной к закату и входит в студию. Полки справа заставлены поблескивающими новыми горшками, недавно извлеченными из обжиговой печи. Она любовно проводит пальцами по поверхности того, который находится к ней ближе всего. Она и надеяться не могла, что глазирование пройдет идеально, что цвета будут плавно переходить один в другой, благодаря чему древний кельтский животный орнамент отчетливо выделяется и в то же время естественно сливается с фоном. То, что Тильда обработала поверхности каменной солью и перед обжигом набила пространство между горшками тростником с озера, дало потрясающие результаты. Соль растаяла и растеклась, образовав беспорядочные разводы и брызги медного цвета, а тростник, сгорая, оставил на горшках крученые дымчатые следы. Силуэты животных сверкают от глазурей и добавленной к ним золотой фольги. Глядя на них, Тильда успокаивается, а когда она дотрагивается до орнамента, по всему телу распространяется легкое покалывание.

Я знаю вас. Знаю вас всех. А Аванк? Она приходила ко мне. В том видении она специально меня разыскала. Интересно, при чем здесь она? Если зайцы и охотничьи собаки олицетворяли ведьм, что же олицетворяла она?

Тильда торопливо возвращается в гостиную и достает браслет с верхней книжной полки, куда она положила его для лучшей сохранности. Она не надевает его – правда, мысленно пообещав себе, что сделает это очень скоро, – но кладет в карман слишком просторной для нее клетчатой рубашки, в которой часто работает. Затем берет книги, которые дал почитать профессор, возвращается в студию и садится за свой верстак, обернув плечи шерстяным одеялом. Отапливающая студию дровяная печь греет хорошо, но стеклянные двери слишком сильно выпускают из нее тепло. Тильда подносит спичку к фитилю стоящей рядом масляной лампы и начинает листать страницы попавшегося под руку тома, не зная, что именно ищет, но чувствуя, что узнает это, когда найдет. Чертополошка лежит на лоскутном коврике у ее ног, свернувшись клубком и накрыв нос пушистым хвостом.

– Ну, что ж, девочка, посмотрим, что у нас тут есть?

Одна из частей книги содержит собрание древних валлийских легенд и фольклора и комментарии к ним и называется «Мабиногион». Внимание Тильды привлекает рассказ об обращении человека в различных животных.

– Согласно этой легенде, – читает она, обращаясь к собаке, – в древние времена превращение людей в другие существа происходило довольно часто. Вот послушай. «История Талиесина» – в ней говорится о мальчике, который случайно пробует магическое зелье из котла. Тогда за ним в погоню пускается приготовившая зелье колдунья по имени… Керидвен. А мальчика зовут Гвион. Она очень зла на него, и он убегает… «Но Керидвен была быстроногой и скоро догнала ребенка, тогда Гвион обратился в зайца, а она, увидев это, обернулась черной собакой и погналась за ним. Гвион подбежал к реке и превратился в рыбу, но колдунья продолжала преследовать его, обернувшись выдрой. В страхе за свою жизнь он выпрыгнул из воды и взмыл в небо птицей. Но Керидвен не сдалась и обратилась в ястреба, чтобы схватить его. Гвион испугался, но, увидев груду пшеницы, упал в нее одним из тысяч и тысяч зерен. Керидвен заметила, что он сделал, и обернулась курицей, которая проглотила это зерно. Тогда колдунья снова стала женщиной и через девять месяцев родила мальчика, такого красивого, что не смогла заставить себя убить его. Она положила его в мешок, погрузила в рыбачью лодку, сплетенную из ивняка и обтянутую кожей, и пустила ее плыть по озеру». Ничего себе!

Тильда быстро просматривает следующие страницы, но на них больше ничего не говорится о превращениях и не встречается ни одного упоминания об Аванк. Она листает книгу дальше и снова находит историю об озерном чудище и о том, как его с помощью песни выманила на берег смелая девушка из деревни.

– Почему-то подобные вещи всегда должна делать девушка. Мужчины оставляют такие дела нам, да, Чертополошка?

Но собака уже заснула и тихо похрапывает. Дальше в книге на иллюстрации изображена Аванк жутким существом с огромными острыми зубами, чешуей и зазубренным хвостом.

– Но она была совсем не такой, – шепчет Тильда. – Она была прекрасна.

Ее охватывает волнение, и она хватает альбом и палочку древесного угля. Она рисует быстро, щурясь, нанося на бумагу быстрые размашистые черные штрихи, пытаясь запечатлеть ту, что пришла к ней в видении. Грациозно изогнутая шея. Высоко поднятая голова. Глубоко посаженные блестящие глаза. Мускулистые лапы. Потратив полчаса, чтобы набросать образ Аванк, Тильда впивается взглядом в рисунок, задумчиво прикусив нижнюю губу.

Да. По крайней мере, почти. Я не пойму, что еще нужно сделать, пока не продвинусь дальше. Еще слишком рано.

Соскочив с табурета, она торопливо подходит к ларю с глиной и берет большой ком. Она уже несколько раз раскатала и утрамбовала глину, так что в ней не осталось ни одного пузырька воздуха, который мог бы расшириться во время обжига и взорвать горшок. После недолгого замеса материал становится достаточно податливым для использования. Тильда на секунду останавливается, чтобы убрать с лица прядь волос, помогая себе предплечьем, так как пальцы измазаны глиной. Неровный свет масляной лампы отражается в браслете, который на два сантиметра вылез из нагрудного кармана. Она кивает.

– Итак, – говорит она себе, спящей собаке и любым другим душам, которые, возможно, ее слышат. – Давайте начнем.