Он решил, что настало время очистить этот город навсегда, очистить его во имя Господа.

Воздух гудел от стонов мертвых; присев на корточки в слепой тьме тоннеля, Лилли Коул чувствовала, что ее душа погружалась в глубины первобытных, темных эмоций, и теперь они рвались наружу. Она держала безвольную фигуру у груди, поглаживая мертвеца по волосам, прижимая его затылок, будто это больной ребенок.

Она по-прежнему улавливала слабый запах жвачки «Джуси Фрут», исходящий от тела, – тот самый тошнотворно-сладкий конфетный аромат, который перебивал даже всепроникающую вонь мертвой плоти, и это разбивало сердце Лилли. Как будто жизненная сила Боба Стуки упрямо отказывалась перестать бороться за этот мир. И символизировал эту борьбу запах выдохшейся подушечки производства «Ригли», до сих пор засевшей где-то во рту мужчины. Сущность Боба все еще была жива после его смерти. Слезы Лилли прочертили дорожки по щекам. Такие же горячие и горькие, как концентрированный уксус, они смочили края грязной хлопковой рубашки Боба.

Правая рука Лилли медленно двигалась вниз к ее правому бедру.

– Мне так, так, так, так, так, так, так жаль, Боб… Мы могли бы заставить этот город работать.

Она чувствовала крошечные грубые выемки на рукояти своего охотничьего ножа. Она закрыла глаза и заставила пальцы сжаться вокруг рукояти. Перепонка между ее большим и указательным пальцем надавила на ручку, когда она медленно, нехотя вытянула лезвие из ножен. Другая ее рука осталась на затылке Боба, аккуратно прижимая его череп.

Она осторожно подняла клинок.

– Я люблю тебя, старый друг, – прошептала она другу, нежно целуя волосатую мочку. Ее голос заглушался скрипучим рычащим хором, раздающимся все громче за ограждением из металлической сетки всего в двадцати футах.

Одним жестким, резким ударом она ввела кончик лезвия в основание черепа, у шейных позвонков, не размыкая объятий и не отодвигаясь от его уха.

Лезвие погрузилось в мозг Боба по меньшей мере на шесть дюймов.

Иеремия поглядел вверх, на темнеющее небо, сделал глубокий, резкий вдох, обернулся и собрался приказать своим людям убить ходячих, но тут он услышал странный звук.

Голос, идущий откуда-то сзади, исходящий будто из самого сердца стада, но принадлежащей живому человеку, разрезал шум:

– А сейчас – огонь!

Иеремия повернулся обратно как раз вовремя, чтобы увидеть, как четверо ходячих впереди всех остальных скинули драные лохмотья и тряпки, запачканные в желчи.

Проповедник смотрел, парализованный ужасом, все еще сжимая пистолет в руке. Он произнес себе под нос:

– Что за чертовщина происходит?..

Четверо первых ходячих оказались живыми людьми, замаскировавшимися в одежду убитых, которые намазались отвратительной жижей, чтобы спрятать людской запах в смрадной слизи, собранной с трупов. Каждый из них держал в руках штурмовую винтовку. Иеремии удалось поднять свой «глок» и сделать один выстрел, прежде чем он бросился в укрытие под фургоном.

Пуля ушла вверх и влево, со звоном попав в высоковольтные провода.

Теперь все начало происходить очень быстро, в течение минуты-полутора, и события происходили практически одновременно. Сначала Гарольд Стобач ответил на выстрел быстрой прицельной пулеметной очередью из своего «бушмастера», трассирующие пули расцветили воздух между ним и остальными, впились в «Виннебаго» фонтанчиками искр, пытаясь догнать проповедника, который прятался под массивными колесами кемпера. Некоторые члены каравана, не мешкая, побежали в открытые двери грузовика и за капоты машин, ибо инстинкт вопил им – прячьтесь! А другие пытались уворачиваться от выстрелов, прежде чем прыгнуть за транспорт. За пару секунд четверо ложных монстров открыли просто адский огонь. Дэвид Штерн опустошил автоматический самозарядный пистолет «TEC-9» прямо в Честера Глисона. Седой рабочий пытался вести ответный огонь из штурмовой винтовки «HK416», но оружие заело, и залп бронебойных патронов прошил его грудь, левое плечо и шею и заставил его отшатнуться назад в облаке кровавого тумана. Он умер раньше, чем упал на землю. В то же время Норма Саттерс стояла справа от Дэвида, ожесточенно стреляя из своего «АР-15» и толком не представляя особой угрозы, но она издавала импровизированный боевой клич, воистину ужасный – тут как раз пригодился опыт руководителя церковного хора. В пятидесяти ярдах Стивен Пэмбри выпрыгнул из тягача со старой «М16» и пытался стрелять, но, прежде чем он успел сделать хоть один выстрел, пуля Нормы попала ему прямо между глаз – как это принято говорить, «удачный выстрел» – и откинула его назад. Череп лопнул в тумане розовых брызг, удар свалил Стивена на землю, где он остался лежать и истекать кровью оставшиеся секунды перестрелки. У Майлза Литтлтона получалось немного лучше с выцеливанием. Он зачистил местность стрельбой из «АК-47», и несколько залпов нашли двух стрелков, присевших за пикапами в тридцати ярдах на запад. Бронебойные пули пробили хлипкие слои детройтской стали, стекловолокно и обивку, прошили каждого стрелка насмерть, пробивая легкие и сонную артерию и заставляя мужчин резко откинуться назад. Залпы отправили и людей, и машины в небытие, раскурочивая внутренние органы и детали. К этому моменту проповедник уже попытался ответить выстрелом из-за огромных колес, но его «глок» не мог превзойти оружие чужаков, скорострельность слишком низкая, чтобы пробить брешь в атаке. Трое безумцев теперь просто поливали окрестности волной неконтролируемого огня: поднимая с земли фонтанчики из пыли и мусора, обстреливая борта транспорта, оставляя на металле цепочки углублений и стружки, звеня выстрелами по решеткам и крыльям машин, разбивая боковые стекла, распыляя лобовые на сверкающие частицы, которые осыпали все панели и сиденья.

Еще трое братьев упали. Эрл Херико, с грушевидной фигурой, в джинсах и кепке бейсбольного клуба «Брейвс», получил ранение в плечо и шею и кружился в кровавом пируэте, прежде чем с шумом упасть на бок своего пикапа и сползти на землю. Тощий, татуированный бывший «байкер имени Иисуса» по имени Терстон Брин успел увернуться от волны пуль большого калибра, пока бежал в укрытие, но получил серию выстрелов в живот, пытаясь подлезть под колеса своего эвакуатора.

Он выкатился из-под машины, съежился в позе эмбриона и умер медленнее, чем остальные. Многие из шальных рикошетов и беспорядочных пуль попали в толпу ходячих, но массе оживших трупов не понадобится много времени, чтобы захватить пустырь, – несмотря на перекрестный огонь, превративший воздух в облачную гряду синего дыма, – множество мертвых стекалось сюда с прилегающих улиц и долин. Четверо переодетых стражей Вудбери сейчас с грохотом перезаряжали оружие и начинали медленно пятиться – по плану. Тем временем стадо мертвецов поглощало пустырь.

Тело Честера Глисона привлекло внимание многих «ранних гостей» из стада, по крайней мере с десяток или чуть больше существ сходились на его останки, их сгорбленные фигуры тянулись к его телу за деликатесом – еще теплыми органами. Безумие «трапезы» усиливалось по мере того, как все больше мертвецов наводняли поле битвы и находили других жертв перестрелки: раненых и погибших. Дэвид Штерн приказал своим собратьям отступать обратно в безопасную зону за стеной на улице – его голос перекрывал шум: