– И еще добавь: «Вот такусенькой».

– Vot takusen’koy.

– Молодец, выговор у тебя прямо бруклинский. Эй, любезнейший!

Бармен поставил перед ними графин водки, и после двух рюмок разговор начал скакать с пятого на десятое.

– Я бы на вашем месте гнал этого господина к чертовой матери поганой метлой, – слышала Малаша бархатный баритон батлера. – Ну какой он министр? Все, что он делает и даже сама его физиономия, – это несмываемое пятно на вашей репутации, вроде тех трех букв на шубе. Никогда не забуду! Чем я их только не отмывал. Какие все-таки сволочи есть на свете…

– Не грусти, друг Тим, зима еще не скоро, – утешал батлера арт-директор. – Шубу Андрюша новую пришлет. Зато парень хороший в школу поступил – Санёк Щипакин. Я его и в медвежий проект взял. Мишку теперь рисовать учится. По квадратикам, с нуля: раньше вообще карандаша в руках не держал, спреем обходился. А еще болтают, будто я молодежь одному хулиганству учу, как Боря Прайс.

– Учи их, не учи, все равно останутся гопниками. Как говорят англичане, из свиной попы шелковый кошелек не сошьешь.

– А по-русски?

– Гм. По-русски, наверное, так: из хама не выйдет пана. А тут кругом одни хамы и азиатчина. Ближайший пан за полторы тысячи миль, в Польше. Никогда в этой стране не будет порядка!

– Ты, мой британский друг, слишком пессимистичен. А знаешь, Тимоша, почему вы, западники, в упор не видите светлого будущего России?

– Почему?

– Фантазии у вас маловато. А вот я, например, знаю, как вам стопроцентно победить на выборах, а потом так же гарантированно реформировать страну. Несмотря на ваши ноль целых ноль десятых процента на сегодняшний момент.

– И как же?

– Ну, смотри. Среди сторонников западного пути довольно много серьезных ученых, в том числе биологов. Им надо создать тайное общество и поставить задачу: клонировать Петра Первого. А что? Технически это сейчас вполне возможно, нужно только кость из Петропавловского собора слямзить. Кость – самое трудное. А дальше все пойдет как по маслу. Выбирается девушка из рода Нарышкиных, производится на свет Петр. Дальше ему дается лучшее образование: и экономическое, и управленческое, и патриотическое, и европейское. Может даже в Голландии поучиться, только недолго. А потом пусть обучают лучшие либеральные профессора, как царю и положено. И когда он достигнет двадцати пяти лет, его вместе с доказательствами, что это действительно Петр, со всеми аттестатами и дипломами выдвигают кандидатом в президенты. И он побеждает единоросса, который к тому времени будет узурпировать трон, как котенка. Ты только представь: молодой Петр, двухметровый красавец, усатый, горячий…

Малаша чуть было не фыркнула вслух, но сдержалась.

Она встала и бочком, стараясь не привлечь внимания объектов, пробралась в туалет. Там сразу набрала номер Редьки и объявила:

– Короче, план меняется. Подгоняйте тачку прямо сейчас к бару.

– Он что, там? И как же ты его оттуда вытащишь? Ты в своем уме?

– Не ваше дело. Волоком. Встаньте незаметно недалеко от входа и ждите.

Обратно в зал Малаша вошла уже не скрываясь и села на самом виду.

– Целей по-прежнему не вижу, – услышала она голос Синькина. – Ну что, будем сидеть, пока не напьемся, или куда-нибудь дальше перейдем?

Батлер вдруг сделал охотничью стойку.

– Вижу цель! – объявил он. – Кондрат Евсеич, смотрите, вон та самая девушка. Ну что ушла от вас. Ну на заборе которая… Сон Джека-потрошителя.

Синькин живо обернулся:

– А, беглянка-поганка! – объявил он громко, чтобы услышала Малаша. – Нет, Тим, к этой особе я теперь и близко не подойду. Отрезанный ломоть.

– Зато аппетитный какой ломоть! – зашептал батлер. – Кондрат Евсеич! Я, может, за тем сюда и шел. Познакомьте, что вам стоит!

– Здрасте приехавши! А я думал, это ты меня будешь с красотками знакомить. Ну ладно, так и быть. Однако смотри. Я тебя предупредил: мисс саблезубая и обоюдоострая.

С этими словами Кондрат встал и направился к Малашиному столику.

– Здравствуй, Малашенька! – ласково улыбаясь, произнес он.

– Здравствуй, говномут! – раздалось в ответ.

Кондрат взглянул на Тимофея и развел руками, словно говоря: «Ну что, убедился?»

Однако отступать было некуда.

– Отлично, – как ни в чем не бывало продолжил Синькин, подсаживаясь за столик. – Вот и помирились. Ну, знакомься: Тимофей, он же Тимоти Айваноф, друг мой и куратор.

– Здравствуй, куратор говномута!

– Маня, а что ты сегодня такая смурная? Уже нарезалась?

– Не твое дело. Я тебе больше не подчиняюсь. Бобик сдох.

– И чего он сдох?

– Его задрало работать с козлами.

– А ну-ка, расскажи подробнее. Видишь, – обратился арт-директор к Тимофею, – получается, я опять на службе. Жалобы от сотрудников принимаю. Нет, не дождаться мне отпуска, даже однодневного. Давай, что ли, еще водочки закажем. Маня, ты будешь?

– Буду.

Долго уговаривать Малашу высказать претензии не пришлось. После первой же рюмки ее отрывистые реплики стали складываться в связный монолог.

– Нет у тебя художников! – объявила она. – С Коляном раньше еще можно было работать, пока он под тупорогого косил. Но теперь всё. Ректор, блин! Буддович, блин! Ты видел, что он в Википедии про себя написал? У него там биография начинается с раздела «Предшествующие жизни». Он скоро и в Союз художников вступит, попомни мое слово. Остальные всегда были отстой. Вадик этот, окунь глушеный, задолбал концепциями глубже некуда. Тереша этот со своей рожей гумозной. Но главное, конечно, – это борода. По волоску бы выдрала… Короче, художников у тебя нет ни одного. Одни соплежуи, психи и конформисты. Нас ждет эра политического искусства, и тебе там места не будет!

Критика синькинского проекта слева продолжалась довольно долго. В выражениях Малаша не стеснялась, и это очень забавляло куратора. Что касается Тимоти, то он только молча пожирал предмет своего интереса круглыми от изумления глазами: вставить слово в диалог таких действующих вулканов, как Синькин и Малаша, батлеру нечего было и мечтать.

– …а теперь эту хурму с медведями затеял. Да ты хоть знаешь, что медведь самое ссыкливое животное? Как-нибудь залью в ютуб, как я на медведя ходила.

– Залей, Малашенька, – радовался Синькин. – Залей, пожалуйста! А мы в проект вставим. И вообще, кончай придуриваться, возвращайся в рай. А если тебе кажется, что выставка – которую ты, кстати, еще не видела – недостаточно горячая, так берись сама, пожалуйста. Участвуй! Пирожки свои пеки. Когда я тебя ограничивал?

– Всегда! Целуйся дальше с этой властью, а я хрен к тебе вернусь!

– Ну, выпьем еще!