Мне так много хотелось сказать ему. Хотелось сказать, что он — лучший мужчина, которого я только могла узнать. Что он по-настоящему красив — внутренне, а внешняя привлекательность это пустое. Ненужное. Я хотела сказать ему, что если бы нам свыше только дали шанс попробовать снова. Начать с чистого листа, я обязательно им воспользовалась бы. И что я обязательно была бы лучше для него. И, конечно, не подсыпала бы соль в его кофе.

Мне так много хотелось сказать… Я так много должна была сказать.

Но вместо этого я смогла выдавить из себя только:

— Спасибо. Спасибо тебе.

Тимур, вздрогнув, кивнул и отвернулся. Я сглотнула непрошенные слезы и наклонилась. Чтобы поцеловать его щеку — привычно колючую и шероховатую, терпко-пахнущую знакомым мужским ароматом.

Поднявшись, бросила последний взгляд на его силуэт, склонившийся над чашкой и, молча, вышла из кухни.

Тимур, наши дни

— Билет до Казани, — протянув паспорт в окошко кассы, я добавил, — Купе есть?

Кассирша лениво кивнула, забирая мой документ и быстро выбила на аппарате чек. Расставшись с пятью тысячами и махнув рукой на ее: «А сдачу?!», я накинул спортивную сумку на плечо и побрел к платформе, ища свой вагон. По привычке вглядываясь в лица провожающих и попутчиков, добрался до своего места и плюхнулся на нижнюю полку, морщась от скрипа кожзама, обтягивающего сиденье.

Стариков отпустил меня ровно на две недели — именно столько он сможет держать дело у себя до передачи его прокуратуре. Я решил не тратить это время на погоню за «клиентами» агентства, а провести с семьей. Вероятнее всего в ближайшие полгода не предвидится.

Снующие по вагону люди раздражали, и я дернул ручку двери, закрывая купе. Надо было все места выкупить, чтобы ехать в спокойствии, но хорошие мысли как всегда приходят поздно.

Воспоминание ворвалось в голову так резко, что ощутил мурашки на коже — Илона. Стоящая у окна и держащая на руках Артемку.

— Не засыпает, — произнесла едва слышно.

У меня сердце в тот момент словно на части раскололось. Снова. От боли я на секунду потерял зрение — только темнота перед глазами. От осознания того, что ведь этот момент, он мог бы быть нашим.

Если бы на секундочку представить… Наш дом; наш ребенок на ее руках. Усталая улыбка на ее красивом лице и я, забираю у нее младенца и пою ему первое, пришедшее на ум.

Ведь могло бы быть… Но не будет.

Откинувшись к стене, я зажмурился, прогоняя противное жжение в веках и выдохнул. Разок. Затем другой. Так и дышал до тех пор, пока поезд не тронулся, и кто-то не завозился по ту сторону.

Чертыхнувшись, отвернулся к окну, стараясь игнорировать поднимающееся раздражение. Вот что дебил двери не умеет открывать?

Не званому попутчику наконец-то удалась эта, вполне простая задача. Я не стал поворачиваться, лишь тихо хмыкнул, когда после неудачной попытки закрыть дверь услышал знакомое:

— Да чтоб тебя…

Илона

— Это я, — крикнул Лазарев с порога, отряхивая капли с ворота пальто.

— Тише ты, разбудишь, — шикнула я, вытирая руки кухонным полотенцем, — Есть будешь?

— Да, не откажусь.

— Как Оля? — спросила, возвращаясь к плите и разливая в предварительно подготовленную тарелку суп, над которым колдовала последний час.

Спасибо, гугл…

— Нормально. Домой очень хочет, — устало ответил Игорь.

— Осталось немного потерпеть, пару дней каких-то.

— Угу, — протянул задумчиво.

Поставив перед ним тарелку и вручив в руки ложку, я с улыбкой смотрела, как родственник пробует мою стряпню. Покосившись на блюдо недоверчиво, он все же попробовал его, состроив удивленную гримасу:

— Ничего так. Быстро учишься.

— Спасибо.

Мое внимание привлек брелок ключей, лежащий на столе. Точнее, лишний брелок — их было два.

— Это ключи от машины Агеева?

— Угу, — снова промычали, жуя.

— А почему они у тебя?

Игорь перестал жевать и поднял взгляд. Захотелось поморщиться — с такой тоской он посмотрел на меня.

— Тимур уезжает из города. Его Гелик надо будет забрать с вокзала.

— Но… У него же подписка?

— Временно разрешили.

На этом разговор закончился. Игорь продолжал есть, украдкой поглядывая на меня; я же молчала и переваривала информацию, уставившись в мраморную столешницу кухонного островка.

Закончив трапезу, Лазарев встал и, похлопав меня по плечу, поставил тарелку в раковину. Включив кофеварку, он повернулся ко мне, скрестив руки на груди.

— Я могу задать тебе один вопрос? — хрипло спросил, смотря на меня исподлобья.

Я кивнула.

— Ты его любишь?

Вместо ответа отвернулась — не смогла выдерживать испытующий взгляд голубых глаз. Прочистила горло, но голос, как назло не шел — в горле встал ком, размером с кулак.

— Ты не мне ответь, — тихо продолжил Игорь, — А себе. Если не любишь — судить не буду. Но, если любишь, то до отправления поезда у тебя есть два часа.

— Куда он поехал? — просипела еле слышно и снова откашлялась.

— К родителям.

— Когда?

— В полчетвертого с Московского вокзала.

Прикусив щеку изнутри — так легче не расплакаться, я посмотрела на Лазарева и покачала головой.

— А как же вы без меня? С кем Артём будет, пока ты в больнице…

— Отмазки, отмазки… — вздохнул Игорь, — С собой буду брать.

— Тебя же не пустят…

— Илона, если надо, я спущусь за Олей в сам ад, — он усмехнулся, выпрямляясь и отворачиваясь к кофеварке, — А тут всего лишь реанимация. Давай, — налив себе кофе, он снова повернулся, делая глоток, — Беги за ним, сестренка. Мы справимся.

Подскочив на ноги, я бросилась к нему, чтобы обнять. Поцеловала в щеку, прошептав: «Спасибо» и выбежала из кухни, догоняемая в спину его небрежным: