А так, не вызывая меню, а пользуясь исключительно сочетаниями клавиш, Горбунов сбросил сначала со второй камеры, а потом с третьей масштаб увеличения – с одного к четырем, которое соответствовало характеристике оптического прицела – до ста процентов, то есть один к одному. Теперь он видел коридор в оба конца так, как если бы находился в месте расположения камер. Правый коридор пуст, а по левому удалялись от камер две фигуры спецназовцев. Капитан по мере их продвижения регулировал на пульте резкость изображения.

Еще на первом этапе операции он пробовал убирать масштаб до пятидесяти процентов, даже до двадцати пяти, но изображения на экран передавались с эффектом «перевернутого бинокля». Сам по себе обзор становился больше, а вот объекты на нем были такими мелкими, что практически не просматривались. Плюс настройка резкости при каждом масштабировании – и Горбунов отказался от идеи видеть на экране сразу две цели, одна из которых была в центре, а другая терялась в самом низу экрана.

Реаниматор запоздало поежился. Когда Один-Ноль допрашивал боевика, Горбунов отчетливо слышал его лишенный эмоций голос: «Отвечать будешь жестами... Замешкаешься, и я перережу тебе горло». Капитан едва не кивнул в ответ, настолько реально было все происходящее; двухметровый громила стоял, казалось, за спиной Реаниматора.

Впечатляло и другое. Сейчас командир контроля видел плывущую панораму глазами Скумбатова и в то же время на другом экране наблюдал за его передвижениями со спины. Отличные ракурсы, как в автогонках «Формулы-1».

Вот Скумбатов, приподняв руку, остановился, не доходя до открытой двери, и опустился на одно колено. Подкидыш повторил его движения, готовясь прикрыть товарища. Резко, так что смазалась картинка на дисплее, Один-Ноль развернулся, наполовину скрываясь за дверью. Увеличенное изображение почти ничего не передавало: недостаточное освещение и чрезмерное в данной ситуации приближение.

Касанием нескольких клавиш Горбунов убрал «zoom» до ста процентов. Как раз вовремя. Спецназовцы хранили молчание, а по довольно четкой картинке капитан понял, что в комнате никого нет.

Осечка. Омоновец, которого допрашивал Скумбатов, сказал, мягко говоря, неправду. Что казалось невероятным. Лезвие ножа буквально пашет горло, и вряд ли в голове могут возникнуть какие-нибудь провокационные мысли. Они не могли возникнуть даже из-за скорости допроса: Один-Ноль, зная свое дело, выбрал хороший темп, не давая чеченцу сосредоточиться.

Тогда что же произошло? Командир посылает его за водой, а сам пропадает. Зашел в соседнюю комнату? Пора бы ребятам укрыться в кабинете хозяина, подумал Горбунов.

* * *

«Рация», – Скумбатов указал на работающую радиостанцию, стоящую на краю стола. «Вижу», – кивнул Подкидыш.

– Марк, – передал Один-Ноль, – у нас заминка: клиент пропал. Может, он в толчке?

Горбунов настолько врос в ситуацию, видя то, чего не могли увидеть ведомые им стрелки, что едва не сказал: «Подождите, я посмотрю». Он впился глазами в третье окно на дисплее, вот-вот ожидая увидеть в нем выходящего из туалета человека.

– Он в подвале, – вдруг прозвучал голос Марковцева. – Дверь открыта. Я слышу его...

– С ним кто-то есть? Марк, мы идем к тебе.

– Нет, он один. Отбой.

Отбой?

Товарищи переглянулись. «Только не нашуми, Марк», – мысленно попросил товарища Скумбатов. Малик – опытный воин, но куда ему до подполковника Марковцева. Впору успокоиться, но в душу, как ни странно, стремительно вползла тревога: все шло как-то гладко; как по заказу, отлучился дневальный, дав диверсантам спокойно войти, а потом допросить себя; исчезнувший командир ОМОНа оказался там, где его никак не ожидали увидеть: в подвале, где содержался пленник. Причем очутился там с ключами. Чтобы ряд случайностей рухнул, камера должна оказаться открытой.

Наверное, и Подкидыш думал об этом. Покачав головой, он тихо сказал:

– Не нравится мне все это. Джабраил? – вспомнил он вслух командира спецназа.

Один-Ноль повторил жест товарища: нет. Джабраил лучше любого политика понимает, что ОМОН под руководством Малика Абдулгамидова – это зло. Бороться с ним своими силами Джабраилу не с руки. «Хочу ли я мира? – вспомнились Сане слова чеченца. – Я не хочу войны. Потому что во второй раз я не стану спасать свой город, а начну защищать его». И это был его исчерпывающий ответ на все вопросы.

* * *

Миновав первый пролет лестничного марша, Марковцев отметил, что в любом случае обратно не успеет: во-первых, насторожит Абдулгамидова резкими передвижениями. Пока он не видел его, но быстрые шаги командира ОМОНа звучали под ногами. Пара шагов, и его голова будет видна через частые балясины перил. К ним не прижмешься, к стене напротив – тоже. Обзор у Малика будет полным.

Марк будто заранее готовился к этой встрече. Еще не зная, что в подвале находится Абдулгамидов, он плотно закрыл за собой тяжелую деревянную дверь, обшитую металлом.

Сергей не стал дожидаться Абдулгамидова, стоя на месте. Он одним стремительным прыжком оказался на бетонной площадке в тот момент, когда Малик только готовился ступить на нее.

Стоя к командиру ОМОНа вполоборота, Марк, как и в случае с Асланбеком, вложил в удар всю силу. С занесенной ногой, наполовину лишенный опоры, Малик в бреющем полете пронесся над грязной лестницей. Если бы ботинок Марка ударил чеченца чуть повыше, в верхнюю часть груди или голову, Малик потерял бы всякий шанс остаться в живых, летел бы вперед головой на стену. А так он, пополам сложившись от мощного удара, врезался в бетон мягким местом. И снова везение: природный амортизатор отбросил Абдулгамидова вперед, и он упал на колени.

Марковцев был уже рядом. Автомат за спиной не мешает. Он рывком поднял омоновца на ноги и двинул его коленом в пах. Снова бросил его на стену и одним ударом, ломающим хрящи и лицевые кости, превратил физиономию Абдулгамидова в кровавую маску.

Казалось, Марк без особых усилий тащил за собой безвольное тело омоновца.

– Миша... Пантера.

И тот ответил, сжимая прутья решетки:

– Я здесь...

И Марк шел на голос, которого, оказывается, уже и не помнил.

Дагестан, Каспийск

Александр Мещеряков погасил верхний свет и включил настольную лампу. Обстановка в кабинете Крепышева чем-то напоминала казенную меблировку в Центре спецопераций ГРУ «Луганск», с ее прокуренным потолком, коричневатыми шторами, простенькими обоями, громоздким столом и сейфом. Полковник, сидя за столом, невольно смотрел на дверь, словно слышал за ней шаги Сергея Марковцева. «Не самая хорошая характеристика, которую я когда-либо читал». – «В моей профессии добрая репутация все может испортить».

Справедливо.