– Наконец-то! – уже во второй раз прошептал Скумбатов. В его действиях проявилась поспешность, вызванная ожиданием, а поначалу растерянностью, – вдруг этот чурбан, показавшийся в бойнице едва ли не по пояс, снова исчезнет? Да, но поднимет тревогу. Ибо увидел в нескольких метрах от себя труп товарища.

Рука у плеча слегка затекла, и Один-Ноль, делая поправку на более сильную отдачу в «вялое плечо», чуть опустил ствол «АС», чтобы, как Подкидыш, сделать два выстрела. Ничего страшного, если первая пуля попадет в верхнюю часть груди или в шею, вторая «догонит» в голову.

Выстрел.

Кромка горловины и нижняя кромка бронежилета, в который был одет караульный, – его самые уязвимые места. Один-Ноль взял слишком низко, но, на его счастье, пуля угодила в верхнюю кромку жилета, вызвав «краевой эффект»; она, пойдя по пути наименьшего сопротивления и рикошетируя по внутренним слоям баллистической ткани бронежилета, поразила караульного в горло.

Это бронежилеты типа «Щит-П» («Президент») имеют специальную «ловушку», препятствующую рикошету пули в горло или пах. Но такие жилеты, испытанные в НИИстали, были недоступны простым смертным. Вот таким, как этот омоновец, получивший вторую пулю и повалившийся на пол.

– Порядок, – выдохнул Скумбатов, заставивший поволноваться товарищей. – Подкидыш, ты где?

– Не мешай, – отозвался Найденов.

* * *

Подкидыш подтащил к забору два ящика и, поставив их один на другой, перемахнул через забор, касаясь рукой столба. Издали он походил на черную тень, промелькнувшую в воздухе. Невысокий и гибкий, он буквально прогнулся, зависая на миг над «планкой» колючей проволоки. Сгруппировавшись, он перекатился через себя и замер, поводя стволом автомата. Пара секунд тишины, и спецназовец так же бесшумно слился с тенью школы. Его путь лежал к складу, где нес дежурство еще один омоновец.

* * *

– Ребята, я вам пока не нужен? – За этим вопросом Горбунов скрыл внутреннее волнение. Самый грозный и спокойный на вид одноглазый диверсант действительно заставил понервничать. Его вины тут нет; а если смотреть дальше, то сколько времени пришлось бы ждать, когда все шесть объектов займут выгодные для стрелков позиции?

Сложно, очень сложно. Сейчас же, когда первая фаза операции завершилась успешно, Реаниматор признался себе, что искусственно занижал сложность диверсионного акта, хотя, по идее, должен бы сделать все наоборот.

Видеокамеры продолжали работать, картинки метались по окнам смазанными пятнами – спецназовцы короткими перебежками подступали к зданию школы. Видеоизображение в третьем окне почти пропало, усугублял положение «мусор», в виде диагональных и продольных полос пробегающий по экрану. «Видимо, – додумал Горбунов, – Подкидыш опустил автомат или перебросил его через плечо, и камера вхолостую работала на плохо освещенной местности».

– Хоть изредка давай о себе знать голосом. – Капитан, не назвав номера Подкидыша, обращался к нему, по неизвестно какой причине полагая, что ему ответит именно номер три. И действительно услышал тихий голос Найденова:

– Не мешай, капитан: я с ножом, могу обрезаться.

* * *

Справа от себя Марк видел передвижения Скумбатова. Один-Ноль походил на громадного паука: спина выгнута колесом, ноги в коленях согнуты под прямым углом. Даже стоять в такой низкой стойке трудно, а матерый диверсант, стелясь над землей, делал широкие шаги, будто пробирался по тоннелю с низким потолком. Ни разу его голова не вышла за невидимые пределы им же установленной высоты.

Его голова казалась маленькой, что усугубляла раскатанная поверх ушей шапка. Вот его фигура на миг оказалась в луче прожектора, и громадная тень накрыла Сергея.

Жуть.

Один-Ноль одним только своим видом мог обратить в бегство десяток боевиков.

Подкидыш тоже захватил часть паучьих финтов Скумбатова и прокомментировал про себя, скрываясь за школой: «Вратарь-мотала».

Марк перешагнул через шлагбаум. Скумбатов уже находился перед дверью школы все в той же низкой стойке. Он повернулся к командиру вполоборота и всматривался ему за спину.

Когда Марковцев занял место напротив бойца, Один-Ноль наконец-то распрямил спину, прижался к стене и кивнул, подняв большой палец: «Все нормально».

Нормально. По самым грубым подсчетам, за этой дверью находилось девяносто омоновцев. Если и считать их, сострил Скумбатов, то только втроем.

Еще одна пауза в работе: товарищи поджидали сигнала от Подкидыша. Если зажать одно ухо, то в наушнике можно было отчетливо услышать дыхание Найденова. Чаще, чем обычное, почти в два раза. Он находился рядом с караульным и готовился к атаке.

* * *

Обнажив нож с широким лезвием, Подкидыш всматривался в слабо освещенный коридор, ведущий к запертой двери. Что за ней, кроме камер для содержания арестованных и задержанных? Хочется верить, что Джабраил не ошибся и там сейчас нет боевиков. Как нет и пленного летчика: охраны здесь немного. Скорее всего пилот сейчас у Малика, а там – два взвода надежной охраны. Что сейчас делает Малик? Поджидает родственников, которые должны принять участие в адате, оттягивает момент казни? Хрен его знает, в голову к нему не залезешь.

Подкидыш неплохо метал ножи, совсем немного уступая Пантере.

Увесистый нож для метания сам летит в цель. А нож с рукояткой метать сложнее. Нужно хорошо размахнуться и, выбросив руку вперед, чуть расслабить пальцы – так, чтобы лезвие соскользнуло с них как с направляющих. Заведя руку за голову, Подкидыш метнул нож, полетевший со знакомым звуком «вух-вух-вух». Несомненно, этот звук обладает гипнотическим свойством. Часовой, если и видел, не мог оторвать глаз, не мог уклониться.

Подкидыш подошел ближе. Нож до упора вошел омоновцу в горло.

От Андрея ничего не скрывали. Он знал, что его казнь назначена на двенадцать часов завтрашнего дня. Командира грозненского ОМОНа он видел лишь три раза: в Дагестане, когда он приехал за ним, в Грозном, когда шел к базе впереди пленника, и часом спустя, когда Малик спустился в подвал и с минуту неотрывно смотрел на летчика.

Странно, но во взгляде чеченца не было ни лютой ненависти, ни злобы. В его глазах читалось изнеможение. И непонятным остался его жест: Абдулгамидов снял черный омоновский берет и долго, как на похоронной церемонии, держал его у бедра. Может, действительно видел перед собой покойника? Но к чему этот ритуал отдания почестей? Непонятно.

И все это молча.

Надев берет, закрыл камеру, а ключ положил в карман. Дождался товарища, потом вплотную приблизился к решетке: «Готовься, шакал: через три дня тебе перережут глотку», и только после этого ушел.

Чтобы возвратиться через три дня. Об этом пленнику напоминали постоянно.