На следующее утро он усадил Надьку на диван и долго расхаживал по комнате из угла в угол, прежде чем решился заговорить. Макс бы не смог сейчас воспроизвести по памяти свой тогдашний монолог. Он пребывал в измененном состоянии сознания, слова лились нескончаемым, торопливым потоком, – а он все не мог закончить. В конце концов у него поднялась температура, пот струился градом, – и Надька занервничала, вызвала «Скорую». Медики не сказали ничего внятного, дали жаропонижающее и успокоительное, велели уложить в постель и следить за его состоянием.

Макс провалялся в кровати двое суток, бледный и обессиленный, – страстный монолог отнял всю его энергию. Надька изображала стойкость, но к ночи второго дня не выдержала и разревелась. Макс поднялся, обнял ее и крепко прижал к себе. Какое-то время она содрогалась от рыданий, а потом по-детски шмыгнула носом и подняла заплаканное лицо:

– Если ты так этого хочешь, я согласна. Давай удочерим девочку.

Самолет плавно коснулся земли и покатился по взлетно-посадочной полосе маленького аэропорта. В приморских городках аэропорты кажутся игрушечными. По сравнению с гигантами мегаполисов они выглядят детскими площадками для изучения правил дорожного движения, эдакими трогательными миниатюрами, где все понарошку.

Настя прилипла к окну и во все глаза смотрела на разноцветные огоньки. Макс достал сумку с верхней полки, проверил отделения в кресле – ничего не забыл? Когда их пригласили к выходу, легонько подтолкнул девочку к проходу между рядами:

– Ну что, принцесса, вперед и с песней!

Спускаясь по трапу, Максим полной грудью втянул теплый, пахнущий морем воздух. Приятный ветерок ласково обдувал лицо, южное небо дрожало над головой черной звездной зыбью. Настя крепко вцепилась в его ладонь и не отлипала ни на шаг, будто боялась потерять новообретенного отца. Максима захлестнуло упоительное и вместе с тем болезненное ощущение счастья. На очень короткий миг ему померещилось, что все плохое, что случалось с ним прежде, – всего лишь вымысел, игра воображения. На самом деле существует только этот конкретный момент. А все остальное не важно.

Перронный автобус захлопнул широкие стеклянные двери, издал характерный крякающий звук и резво поехал к зданию аэровокзала.