Пыльные щеки, волосы, сальные у корней – еще бы, столько бегать и потеть, – все лицо в грязных подтеках. Кира успела рассмотреть себя такой и запомнить, а потом свет погас. И темнота стала вязкой, пропахшей гарью. Тяжелый запах горения заполнил коридор, Кира отшатнулась от него, бросилась к лестнице, но наткнулась на холодную стену. Подалась обратно. И со всей силы влетела в такую же стену. Сердце сделало кульбит и застряло на уровне горла. Стены обступили Киру. Она отскочила, провалилась в темноту, и снова стена. Оставалось затихнуть, переждать темноту, ощупывая гладкость стекла, его ледяной холод.

Первую вспышку Кира пропустила, подумала, что померещилось. Но под пальцами вспыхнуло еще раз. Замелькало все быстрее. Вспышки света складывались в картинки, будто кадры из фильма, который они должны были здесь снимать.

Вот она сама. Вот Тарас с залитым кровью лицом. Вот девушка с темными волосами кутается в больничный халат, Кира узнала ее по профилю – Мага. А голая женщина со связанными руками осталась неопознанной, как труп, найденный на обочине трассы. И снова Тарас, и снова Кира, плачущая в грязном углу. Картинки мелькали все чаще, стены надрывались гулом, как старый ламповый телевизор. От них зарябило в глазах. Кира накрыла лицо ладонями, но мельтешение кадров пробивалось через пальцы.

Не смотри. Уходи. Уходи, если не хочешь остаться. Это просто экран. Ты не сходишь с ума. Но откуда здесь экран? Ты сходишь с ума. Как дед. Это экран. Заткнись, какой экран? Это в твоей голове. Ты не успела уйти, ты останешься. Ты здесь. Ты заперта. Ползи на четвереньках. Упирайся в стену. Ты внутри своей головы. Как дед. Страшно? Страшно. А ему не страшно? Посмотри, как ему страшно. Ты сошла с ума. Ты заблудилась. Ты не ушла. Ты останешься.

Кира уперлась в стену всем телом, толкнула. Стена скрипнула и подалась. Кира вывалилась наружу, отлепила руки от мокрого лица. Темнота. Тишина. Никого. Только в глазах продолжало вспыхивать. Но Кира чувствовала перед собой пространство. Пустое и свободное. Просто идти, чтобы не остаться. Опирайся на стену, чтобы не упасть. Она шершавая. Она бетонная. Никакого льда.

Под ногами захрустело. Кира наклонилась, ожидая, что там колкая вода, застывшая в подвале, оказавшаяся тут. Но пальцы нащупали что-то хрупкое, с острыми краями. Скорлупа. Много скорлупы. Весь пол в яичных осколках. За спиной пахнуло гнилью. Сторож несся к Кире по коридору, сметая на своем пути все препятствия, обращая их в темноту и тлен. По ослепшим глазам полыхнуло светом – в конце коридора зажгли фонарик. Кто-то шел прямо к ней. Кто-то звал ее.

Тень сторожа, хлынувшая на весь этаж. Или идущий ей навстречу с фонарем в руке. Один из них должен был успеть первым. Кира осела на пол, сгребла под себя яичную скорлупу.

Если не хочешь остаться, то уходи. Если не можешь уйти, то жди, за тобой придут.

ТАРАС

Зал давно должен был закончиться лестницей. Они шли по нему от силы минуты три, а теперь Тарас бежал, но выхода не было. Он точно помнил, что из зала вела единственная дверь – выломанная верхняя половинка, нижняя повисла на покореженной петле. Ничего. Только неясные очертания предметов, которых полчаса назад тут не было.

Не было опрокинутого навзничь шкафа, и склянки не вываливались из-под него прямо под ноги. Не было разрушенного кирпичного постамента с крутящимся креслом на вершине. Кресло медленно вертелось вокруг своей оси. Тарас остановился перед ним. Кресло крутанулось еще раз, скрипнуло и остановилось. А Тарас побежал дальше.

– Кира! – звал он, когда дыхания хватало на крик.

Но в ответ Тарасу прилетал только ровный гул, идущий от стен, и шорох, с которым его собственные ноги бежали по голому бетонному полу. Грудь перехватило, в правый бок впилось острым. Тарас вывалился из зала наружу, уперся руками в колени и попробовал перевести дух. Позади него не было поломанной двери, только провал в темноту этажа. Он медленно выпрямился – никакой лестницы. Вместо нее длинный коридор с заколоченными окнами, через которые пробивался свет.

– Солнце встает, – понял Тарас.

Подошел к окну, поддел фанеру, дернул на себя. Не вышло. Зато найти коридор, соединяющий два корпуса, получилось. Выходит, он перепутал стороны и от палаты, где Мага гадала Южину, рванул не обратно, а вперед. Туда, где они должны были оказаться. Но разделились. Как в дурацком фильме. Тараса всегда бесило, когда герои ужастиков разделялись и начинали гибнуть пачками. «Ну куда ты прешь, дебил?» – возмущался он, а Кира шикала и кидалась в него попкорном.

Кира. От мысли, что она плутает в темноте совершенно одна, в груди сжималось еще сильнее. Мысль, что не плутает и не одна, Тарас отгонял от себя, чтобы не хлопнуться в обморок – только этого не хватало.

Он оттолкнулся от окна. Нужно было возвращаться на этаж. Кира ни за что бы не ушла в соседний корпус без него. Значит, здесь ее не было. Тарас почти уже шагнул в зал, когда на другой стороне коридора что-то лязгнуло и покатилось прямо к его ногам. Он наклонился. Печатка Южина. Тяжелая и шершавая, будто и не серебро, а железная гайка. Тарас взвесил ее на ладони и положил в карман. Выпрямился. Никого.

– Нашел свою телочку? – раздалось из темноты.

Жека остановился в дверях, уперся ногами в проем, лениво зевнул.

– Затрахался я тут с вами ходить всю ночь, – сказал он. – Вон, светает уже.

– Я тоже притомился. Так что мы домой пойдем, – ответил Тарас, сжимая в кармане кулак; от печатки Южина тот стал увесистее – хватит, чтобы оглушить разморенного Жеку.

Но тот глянул остро.

– Руку вынь. – Голос у него стал глуше. – Давай-давай, нечего мне тут глазки строить.

Тарас выпустил из пальцев кольцо, показал Жеке пустые ладони, тот ухмыльнулся. Микки-Маус на щеке презрительно сморщился. Дома у Тараса лежали две футболки с ним. Придется выбросить. А лучше сжечь.

– И ты бы тогда мне ручки показал, коль такой разговор пошел, – вкрадчиво пробубнил Тарас, всем видом показывая крайнюю степень приязни.

Жека растянул губы еще шире. Пожал плечами и вытащил из кармана правую руку, а с ней и сложенный нож.

– Смотри, как умею.

Щелкнул пальцами, и нож разложился, опасно разрезал воздух перед собой.

– Класс, – протянул Тарас. – Дашь попробовать?

Жека хохотнул.

– Шагай, – сказал, кивая в сторону коридора.

– Не, мне бы обратно.

В живот ему мягко уперся кончик ножа.

– Иди, говорю. Тут теперь закрыто, усек?

Тарас отступил. Даже через одежду укол ножа резанул холодом. Не металла, а звериного ужаса. Вот как бывает, если ножом в живот. Холодно и до судороги страшно.

– Слушай, мне надо найти подругу, и я свалю. Хорошо? – Язык плохо слушался, но Тарас пытался вложить в слова последние остатки спокойной уверенности в своей правоте, которые обычно спасали его от драки. – Просто найду ее. И мы тут же уйдем. Нам не нужны проблемы. И тебе не нужны. Проблемы же вообще никому не нужны.