здесь при чем? Какое тебе до этого дело? В твою квартиру она не пойдет! В твой кабинет тоже!

— Узнаю настоящего Савича. Ха‑ха, — снова засмеялся Олияр. — Возмущается, что я с ним на «ты», а сам «тыкает» мне, заместителю начальника. Смелый! В семье нелады, а он хвост морковкой держит...

Григорий не дождался конца тирады, положил трубку. Тут же вскочил, оделся, позвонил Петру Яковлевичу домой.

— У них температура, — ответила ему Килина. — Врач запретил звать к телефону. Потерпите, пока выздоровеет.

Григорий выбежал на улицу. Поймал такси и через полчаса был возле дома Петра Яковлевича. Войдя во двор, пригнул веточку яблони, потрогал пальцами мягкую, пружинистую почку.

«Росток... Весенняя завязь... Скоро она выкинет из себя маленький, испещренный тоненькими жилками листочек, неимоверно сложную и совершенную лабораторию, которая будет перерабатывать солнечные лучи... Листочек поведет, потянет за собой вверх ветку, а ветка — целое дерево. Пусть оно будет не из породы тех мудрых растений, о которых говорил Душин. Но оно их близкий родич. Росток... Живи, набирайся земных соков».

Отпустив веточку, Григорий поднялся на крыльцо, нажал на дверной замок. К нему вышла Килина в шерстяном платке, накинутом на плечи, в потертых валенках.

— Зачем вы приехали? Он же болен.

Григорий проскользнул под ее рукой в коридор. Снимая пальто, спросил:

— Петр Яковлевич в своей спальне?

— В своей, — буркнула недовольно Килина.

Григорий открыл ближнюю дверь, ведущую в комнату сына Петра Яковлевича:

— А Славки нет?

Килина отрицательно покачала головой:

— Кто их разберет, теперешнюю молодежь? То толкется целый день дома, то куда-то исчезает.

Петр Яковлевич лежал на кровати с закрытыми глазами. Протезы руки и ног на придвинутой к кровати тумбочке выглядели странно и отчужденно. Один из протезов был полуразобран. Возле металлического сустава лежали плоскогубцы, отвертка, маленькие дроссели.

Петр Яковлевич открыл глаза, протянул Григорию правую руку, пригласил сесть.

— Прибыл, блудный сын? Давай рассказывай. С удовольствием послушаю.

— Температура высокая?

— Килина нашептать успела? Ох и въедливая! Дохнуть свободно не дает. И все-таки плохо было бы без нее.

— Значит, бабка Ганна умерла... — не то спросил, не то подтвердил Григорий.

— Отходила свое по земле. Теперь рядом с Иваном Сергеевичем будет вечно лежать.

Григорий хорошо знал бабальку. Несколько раз он ездил на рыбалку к тем глубоким, поросшим камышом и рогозом топям, где прошло детство Петра Яковлевича. И всегда останавливался на ночлег у сердечной и доброй бабальки.

— Скрутило меня, — тяжело вздохнул Петр Яковлевич. — Нервный криз... Не знаю, когда поднимусь. Боюсь за лабораторию.

— И я о том же думаю. — Григорий пересказал телефонный разговор с Олияром.

— Ты верно подметил, — кивнул Петр Яковлевич. — Есть еще у нас... И, наверное, всегда будут. Никак новые ветры их не выдуют... Возьмет в руки портфель, натянет на голову шляпу — и ему сам черт не брат. Спесь, надменность...

— Знаете, я привез много интересных идей. Наши разработки нейронных сетей стоило бы пересмотреть. Хочу просить вас... Позвоните Мирославу Михайловичу Козаку. Пусть на время вашей болезни выведет мой отдел из-под руки Олияра. Пусть эти функции возьмет на себя непосредственно Научный центр.

Петр Яковлевич нахмурился.

— Это что, Киев на тебя так подействовал, Григорий Васильевич? Не узнаю тебя! Куда девались твое упорство, самостоятельность суждений, боевитость? Отдел лаборатории под опекой Научного центра? Научный центр в роли административной единицы? Нонсенс! Никогда! До меня кое-что долетело сквозь сети Килины. Думал об этом. А что касается Научного центра... Хорошо, я сейчас позвоню Мирославу. — Петр Яковлевич набрал номер Козака. — Ты, Михалыч?.. Да, я... Отлеживаюсь... Мне легче, лаборатории тяжелей... Что предлагаю? Просто и надежно. На время моей болезни решил назначить исполняющим мои обязанности Григория Васильевича Савича!.. Что? Что?.. Узнаю автора анонимной докладной... Верно. Пусть они свои семейные дела решают сами, вдвоем... Вот-вот. Значит, согласен?.. Ну и прекрасно. Всего доброго! — Петр Яковлевич положил трубку, поднял на Савича глаза. — Слышал, о чем мы говорили? Все понял?

Григорий молча кивнул.

— Я немного знаю Аиду. Что там у тебя с ней стряслось?

— Ничего не хочу объяснять. Оправдываться тоже не хочу. Почему человек становится безразличным к другу, за которого раньше жизнь бы отдал? Почему чувства покрываются инеем? Почему сердце ищет тепла и понимания? Этого ни вы не знаете, ни я, хоть оба мы, проблемники, приблизились впритык, чтобы если не постичь, то подметить, зафиксировать, задуматься...

— Видишь, — Петр Яковлевич прервал Савича, — разобрал свой металлический сустав, хочу более чувствительные дроссели поставить... Никак сопротивлений не подберу.

Григорий понял: Петр Яковлевич не хочет продолжать этот разговор. Присел на корточки перед тумбочкой, стал внимательно разглядывать детали протеза.

— Многоконтурная электрическая цепь... Пожалуй, тут следует обратиться ко второму закону Кирхгофа: во всяком контуре электрической цепи алгебраическая сумма электродвигательных сил равна алгебраической сумме результатов...

— Хватит, знаток! Я уже столько лет на них передвигаюсь. Но каждый раз при поломке зову мастера. Расхождение между внешним действием протезов и восприятием и управлением ими... Еще одна грань... — Петр Яковлевич помолчал. — Заканчиваем установку машины. Гоняем ее на стандартных программах, составляем свои. Прогресс! Ты задумывался, что оно такое и с чем его едят?

— Конечно! Общие законы получения, сохранения, передача и преобразование информации.

— Ну вот, снова спрятался за тарабарщиной. Об информации будешь твердить теми же словами? — поморщился Петр Яковлевич.

— Могу, если хотите... Совокупность сведений о природе и обществе, в том числе о технических системах... Мерой информации является степень неопределенности в распределении энергии или вещества в пространстве и во времени. Определение академика Глушкова... Информация существует, поскольку существуют материальные тела и созданные ими неоднородности...

— Вон ты какой! Хочешь — продолжу? Информация может охватывать и те сведения, какими обмениваются люди, и те, что существуют вне их сознания. Так?

— Верно. Все верно. Не пойму одного: чего вы от меня добиваетесь?

— Чего, чего... Чтобы ты взглянул на все эти определения с точки зрения нашей лаборатории. Я бы сформулировал так. Кибернетика в моем понимании — это особый, современный способ мышления. Мировоззрение и мировосприятие людей. Чем мы занимаемся? Расширяем базу