Представление на импровизированной сцене возобновилось, и гомон вокруг стал чуть тише, но я чувствовала себя и вовсе оглушенной. Выкрики артистов доносились будто откуда-то издалека, а сквозь вату, заполняющую уши, пробивался только негромкий низкий голос визиря.

— О, это весьма познавательная история, любезная эрти. Видите ли, незадолго до своей смерти ко мне обратился ваш ныне покойный супруг. Он сообщил о странном и тайном заказе, поступившем от самого принца. Фарид ай-Сурим явился к нему один, без сопровождения и инкогнито. А пожелал он сущий пустяк — механическую игрушку. Лишь приближенные знают о маленькой слабости нашего несравненного халифа, да продлят боги его годы, — он коллекционирует механические игрушки. Лучшего подарка к юбилею его царствования и не придумать. Ничего удивительного, что любящий сын желал сохранить свой заказ до поры в тайне. Он попросил сделать особенную игрушку, достойную самого халифа — инкрустированную драгоценными камнями, способную самостоятельно прыгать, бегать и даже танцевать. Вот только одна странность — в рот игрушке принц попросил вместо языка вмонтировать булавку, которую он принес с собой. Самую обыкновенную булавку с рубиновой головкой. Артефактору показался странным такой заказ, однако отказать самому принцу он, конечно, не мог. Булавку он взял… и изучил как мог тщательно. Разумеется, она оказалась артефактом — причем настолько древним и сложным, что распознать наложенные на нее чары не сумел даже такой мастер, как ай-Мируз. Тем не менее, он готов был поклясться и присягнуть, что ничего вредоносного в этих чарах нет. Ваш муж даже случайно оцарапался этой булавкой — и ничего не случилось. И все-таки заказ беспокоил его. Он решил посоветоваться со мной — я-то никак не нарушил бы сюрприза для халифа. И мне, конечно, тоже показалась странной задуманная принцем игрушка… и я начал искать. Увы, ничего не складывалось… пока не стало известно, что из халифской сокровищницы, куда нет доступа никому, кроме самого халифа и членов его семьи, пропал один любопытный артефакт… возможно, вы даже слышали о нем, хотя, как и все, едва ли представляете, как он выглядит. Рубин Рамуила — его зовут еще нежным убийцей…

Я сглотнула. Рубин Рамуила… пожалуй, я не вспомнила бы, что это такое — если бы не “народное” название. Как Нила я все-таки получила неплохое для женщины домашнее образование — и изучала в числе прочего историю Зенаила.

Все дело в том, что халифа не так-то просто убить. С того момента, как он занимает престол, он кровно связан с регалиями халифской власти — перстнем и цепью, уникальными и мощнейшими защитными артефактами. Нет, болеют халифы, как и все люди, и от старости умирают, как все. Но, например, ни один яд на них не действует. Вообще.

Много столетий назад жил такой халиф Рамуил, доживший до ста с лишним лет — очень много для не-мага. Его отец тоже был долгожителем,  и в последние годы совершенно выжил из ума, отдавая безумные приказы и едва не погубив страну. Рамуил видел это и не желал себе такой же судьбы. А хуже того — в последние годы он страдал от множества нажитых болезней. Невыносимые боли терзали его с утра до ночи так, что заставляли уже мечтать о смерти. Но он знал, что даже посланный к нему убийца споткнется и выронит оружие в двух шагах от него, сам он не удержит нож, а яд не подействует вовсе. И бесполезно снимать с себя цепь и перстень — регалии все равно защитят того, с кем кровно связаны. Пока он не умрет естественной смертью. И ждать этого становилось все невыносимее.

Доведенный до отчаяния халиф обратился к величайшему мастеру своего времени и заказал особый артефакт — тот, что сумеет разорвать кровную связь.

Что представлял собой и как выглядел этот артефакт, не знает никто, кроме членов правящей семьи. Известно лишь, что он был украшен алым камнем. Потому его и стали называть рубином Рамуила. Неизвестно — принял ли старик яд, разорвав связь с защитными регалиями, или достаточно оказалось самого этого разрыва. Когда халифа нашли, он лежал со счастливой спокойной улыбкой на устах, сжимая в руках рубин.

О дальнейшей судьбе “нежного убийцы” широкой публике известно не было. Если честно, я всегда считала, что такую опасную для себя штуку следующему халифу стоило бы уничтожить — и уж точно не хранить в своей сокровищнице! Впрочем, возможно, он, налюбовавшись на отца, решил оставить этот камушек в качестве подстраховки уже для себя.

А наш милый принц, выходит, решил, что папашка засиделся на троне и пора его оттуда подвинуть. Подарил бы отцу игрушечку, тот, развлекаясь со своей коллекцией, рано или поздно невзначай бы оцарапался… а там дело времени. Сколько на любого правителя покушений бывает! Любое может стать успешным. А то и помочь можно — подсыпать чего-нибудь интересного в ужин. Поскольку на халифа яд не может действовать, и его личный лекарь об этом уж точно знает, смерть припишут естественным причинам. Подавился. Бывает! Или несварение желудка. Фатальное. Да и годы уже, знаете ли…

— Увы, принц, судя по всему, понял, что я подозреваю его — и сбежал. Но для того, чтобы выдвинуть столь серьезное обвинение против наследника халифата, мне недостает последнего доказательства — того самого артефакта. Я дал себе труд все это рассказать вам, чтобы вы поняли, насколько все серьезно — и не вздумали снова бегать. Вы, кажется, довольно неглупы для женщины. И должны понимать, что отдать мне орудие преступления — в ваших же интересах…

…А Ирмаин ничего вредоносного в том камушке не нашел, само собой. Для любого человека, кроме халифа, он вполне безопасен. Да и для халифа направлен не на прямой вред — всего лишь снятие защиты.

Камушек… булавка! Хе-хе, у халифа-то, выходит, как у Кощея Бессмертного, смерть в игле. Иголка в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц в шоке…

Впрочем, не в утке, совсем не в утке…

Что там у нас за игрушечка? Веселая, значит, камушками усыпанная, сама скачет, сама бегает…

— Исключительно скучное нынче представление, не находите? — визирь одарил меня еще одной змеиной улыбкой. — Уверен, мы сможем продолжить нашу познавательную беседу в стенах вашего дворца.

Маячащие со всех сторон стражники самим своим видом будто намекали: не сбежать. Не уйти. Сейчас нас под конвоем проводят к нам же домой, а там…

Твою мать. У нас по дому бегает лягушка-убийца.

А еще мы, кажется, укрываем государственного преступника и несостоявшегося отцеубийцу.

Много чего я успела передумать за то время, что мы шли к своему дому в “почетном сопровождении” — а по сути, под стражей.

Главный вопрос заключался в том, сказал ли визирь правду про принца.

Если он соврал, то было бы неплохо знать, какие цели преследовал и для чего пытался опорочить Фарида — причем именно в моих глазах или глазах всего нашего гарема.

Хотя куда важнее другое: как ни странно, если визирь соврал про принца, можно надеяться, что сказал правду о другом — что он готов отпустить нас. Запрошенная им цена… нет, Зарему я ему, разумеется, не отдам — разве что она сама попросится. Но можно будет поторговаться. Лягушку мне точно совсем не жалко, мне эта дрянь прыгучая ни к чему. Поймать бы ее еще! Что до бумаг… можно попытаться сделать копии или просто выбрать наименее важные — ведь ай-Джариф понятия не имеет, что именно там должно быть и сколько. Чем-то можно и пожертвовать — да простит меня Ирмаин! — ради того, чтобы самый опасный преследователь оставил нас в покое.