Экипаж Чемеркин — Борейко не вернулся с задания. Подбиты зенитным огнем над целью. Самолёт загорелся и упал в районе высоты 194,0, неподалеку от населенного пункта Эден. На четвертые сутки экипаж пешком пришел в полк.

А несколько позже экипаж Митрохович — Журко, летавший утром в группе из шести самолётов, тоже не пришёл домой. Лётчик и воздушный стрелок возвратились в часть в тот же день к вечеру.

Младшие лейтенанты Анатолий Чемеркин и Иван Митрохович — два закадычных друга, два изобретателя. В полк прибыли они полгода назад. Имели достаточно хорошую летную подготовку, находились долгое время в тылу, в резерве Главного командования.

Это были грамотные, стойкие и безукоризненно воспитанные ребята. С собой они постоянно возили два чемодана с разными деталями, моторчиками, проводами, инструментом. Была у них изобретательская жилка. Всё свободное от полётов время что-то мастерили. В полку прошел даже слух, будто придумали они новую бомбу замедленного действия.

В Венгрии ребята обнаружили неподалеку от аэродрома кучу мелких трофейных осколочных бомбочек со взрывателями. Немцы в спешке побросали.

Задумали ребята обезвредить бомбочки. Забрались в воронку от большой бомбы, чтобы не попасть под осколки, и давай выбрасывать бомбочки по одной из своего укрытия. Так все бомбочки и "обезвредили". Только никому из начальства доложить не догадались.

Поднялась такая канонада, будто враги перешли в наступление. Вызвал ребят командир полка. Стоят они навытяжку, притихли. А майор ходит мимо из угла в угол, шумит грозно:

— Отошлю в штрафную роту, к чертовой бабушке! Будете знать тогда кузькину мать… Нашли, чем забавляться, как безголовые мальчишки…

Пошумел-пошумел майор Кондратков отошел немного и уже спокойно говорит:

— Ладно, чтобы это было в последний раз. Понятно? Идите в строй!

Когда ребята ушли, майор Провоторов задумчиво сказал: — А что с них взять, они ведь ещё пацаны…

Майор Кондратков на это ответил:

— Хорошо, что руки-ноги целы остались. Изобретатели… — И после минутного молчания с доброй усмешкой добавил: — А молодцы все же, черти! Бомбочки обезвредили. А? Неровен час, кто-нибудь из населения по незнанию подорвался бы ещё…

Беспокойное выражение лица командира полка сменилось доброй, отеческой улыбкой.

Полк перебазировался на аэродром близ населенного пункта Кишкунлацхаза. Здесь у мены был, пожалуй, самый неудачный боевой вылет за все годы войны.

Наземные части по-прежнему стремительно наступали. Мне было поручено вести группу в 18 самолётов в район западнее Будапешта и приказано:

— Бить по танкам противника!

Прилетели в заданный район. Вижу танки. Один от другого в 50-100 метрах. Неожиданно вспомнилось, под Гизелем танки стояли впритык, а здесь рассредоточены, замаскированы. И ещё мешает густая дымка. Цель обнаружил с опозданием. С ходу поразить уже нельзя. Надо делать новый заход.

Вокруг тишина.

"Не торопись сбрасывать бомбы, — говорю сам себе. — Зениток не видно, истребителей тоже… "

Завожу четверки на второй заход. Не успел развернуться на 180 градусов как воздушный стрелок докладывает:

— Справа большая группа самолётов!

Вижу ходят кругом, стреляют из пушек по земле.

Пока их рассматриваю, воздушный стрелок докладывает:

— Чужие истребители, штук пятьдесят!

Отчетливо вижу самолёты противника. Штук тридцать "фокке-вульфов" и штук двадцать "мессеров".

Покачиваю крыльями и сбрасываю бомбы по немецким танкам. За мной повторяют маневр ведомые.

Фашисты нас обнаружили. Их пятьдесят, а нас восемнадцать штурмовиков и шесть истребителей прикрытия.

Деваться некуда. Нас атакуют. Истребители отвлекают на себя половину самолётов противника. Остальные самолёты врага пошли на нас.

Густая дымка не позволила замкнуть оборонительный "круг". Идем колонной пятерок и четверок. Ведем оборонительный бой. Последующая группа прикрывает предыдущую. Однако последнюю четверку обороняют только стрелки.

Сбиваем четыре "мессера". Но и наши восемь штурмовиков не возвращаются с задания.

Чрез два дня пять из восьми экипажей пришли благополучно в полк. Два экипажа — Балакина и Колобкова погибли. Лётчик третьего экипажа Филлипович вернулся один без воздушного стрелка Грехнева, он погиб.

Плохо, очень плохо, когда ведущий группы приходит на свой аэродром, понеся такие большие потери.

Тяжело переживаю гибель своих товарищей и общую неудачу вылета. По деталям разбираю полёт. Если бы увидел раньше цель, то сбросил бы бомбы с первого захода. Потери могли бы быть, но не такие большие. Если бы сразу освободился от груза, как только увидел самолёты противника, и уходить побыстрее, потери были бы меньшими, но тогда осталось бы невыполненным боевое задание. А приказы нас научили выполнять. Приказ есть приказ…

Вместе с майором Кондратковым анализируем этот чрезвычайно тяжелый случай.

— Ты, наверное, на рожон полез?

Майор недовольно буравит меня взглядом.

— На рожон не лез, но так получилось…

— Говори все по порядку, как было!

Докладываю командиру полка в мельчайших подробностях. Он нетерпеливо выслушал, а потом сказал:

— Как увидел немцев, сбросил бы бомбы и уходил домой! Урон тогда был бы меньший. Потерять два экипажа и восемь машин…

Майор Кондратков нервно ходит по комнате. А я виновато молчу. Он раздраженно говорит:

— Ещё не хватало, чтобы и сам погиб. Что бы мне сказал командир дивизии?

Я по-прежнему виновато молчу. Он, раскаляясь, продолжает:

— Молчишь?! А он сказал бы, что, мол, второго Героя в полку потерял… Наказать бы вас всех, к чертовой бабушке!

"Тяжелее наказания, чем гибель товарищей, не придумаешь"…

… Однажды, это было в Венгрии, майор Кондратков сообщил нам, словно уже наступило мирное время:

Сегодня вылетов не будет. Выходной день с разрешения вышестоящего командования. Пускай товарищи побывают в округе, посмотрят на заграничную жизнь.

Мы с Женей никуда не поехали.

— Поедим, как люди в столовке, — сказал он. До чертиков надоели эти термоса.

Ясный, солнечный, тихий, как будто и в самом деле, довоенный выходной день. Сидим в столовой. Никуда не торопимся.

Вдруг открывается дверь, и к буфету идёт какой-то старший лейтенант. Остановился к нам спиной. Женя громко с улыбкой говорит:

— А где-то я видел эти уши…

Старший лейтенант оборачивается. Его лицо расплывается от радости. Он опрометью кидается к нашему столу.

— Сашка! — вскрикивает в один голос с Женей. — Откуда? Живой?!