Джон отшатнулся, как от удара по лицу.

— Отравили? О чем это ты?

Лицо Элизабет стало еще серьезнее.

— Просто ты выглядишь так, будто жизнь при дворе не идет тебе на пользу, Джон. О чем же еще?

Он быстро провел рукой по лбу, словно стирая холодный пот, и ответил:

— Точно не идет на пользу. В результате я тут нервничаю, как загнанное животное, хотя должен тихо и спокойно сажать свои семена.

Традескант взял хлеб и сыр из рук жены.

— Буду дома к вечеру, — пообещал он.

Элизабет притянула супруга к себе, сжала его тревожное лицо в ладонях, положила его голову себе на грудь и поцеловала в лоб, как мать, благословляющая и прощающая.

— Молись, пока будешь гулять, — прошептала она. — И я помолюсь за тебя, пока буду прибираться в доме.

Джон схватил шляпу и открыл дверь.

— О чем ты будешь просить за меня в своих молитвах, Лиззи? — поинтересовался он.

Взгляд Элизабет был смиренным и серьезным.

— Чтобы ты избежал искушения, муж. Мне кажется, ты выбрал путь, ведущий в сеть мирских искушений.

Всю весну Джон с упрямой угрюмостью трудился в садах Нью-Холла. Вишни, которые он особенно любил, зацвели хорошо. Розовые и белые бутоны налились и потом раскрылись — они не ведали опасений Традесканта, что их красота пропадает зазря, раз хозяин сада их не видит.

Бекингем не появлялся. Ходили слухи, что в Лондоне свирепствует чума, в бедных кварталах мертвые валяются прямо на улицах и чумная телега проезжает два, а то и три раза в день. Здоровые горожане прятались в домах за запертыми дверями. Каждый, кто только мог, сбегал за город, где выяснял, что деревни вдоль дороги, ведущей из столицы, закрыли двери перед лондонскими торговцами. Никто не ведал, как распространяется чума. Возможно, через прикосновения, возможно, по воздуху. Когда потеплело, люди заговорили о чумном ветре, о том, что теплый мягкий весенний ветерок якобы вдувает чуму прямо под кожу, а потом под мышками и в паху вырастают чумные бубоны величиной с яйцо.

Джон тосковал по Бекингему и страстно желал знать, что с герцогом все в порядке. Он с трудом верил в то, что с наступлением жаркой погоды двор надолго задержится в Лондоне. Молодой король не может подвергать себя и друзей такой опасности, иначе он полный безумец. Но ни одна живая душа в Нью-Холле не ведала, когда двор покинет Лондон, никто не мог сказать Джону, прибудет ли двор с визитом и заглянет ли домой сам герцог. Ведь он мог бы приехать один, устав от дрязг и соперничества и решив спокойно побыть у себя в доме, в своем саду, среди тех, кто его любит.

Распаковав индийские диковины, Джон разложил их в небольшой комнате по собственному вкусу. Все вместе они выглядели неплохо. Несколько красивых шкур и шелковые ткани он приказал пришить к полосам из прочного холста, а уже эти полосы развесить на стенах как портьеры или драпировки. Для драгоценностей Традескант изготовил застекленную горку со сложным золотым замком, единственный ключ от которого хранил для герцога. А тот все не появлялся.

Наконец Джон получил известие. Бракосочетание Карла с французской принцессой все откладывалось, и Бекингем лично отбыл во Францию.

— Герцога нет в стране? — уточнил Джон, сидя в безопасной уединенности кабинета управляющего.

Уильям Уорд помотал головой.

— А кто из слуг его сопровождает? — осведомился Традескант.

— Вам же известно, как он обычно все делает, — ответил Уорд. — Встал утром, а днем уже в пути. Забыл половину своего роскошного гардероба. Как только король скомандовал ехать, он тут же и уехал. Взял с собой едва ли дюжину слуг.

— А обо мне не спрашивал?

Управляющий покачал головой.

— С глаз долой — из сердца вон, когда служишь его светлости.

Джон кивнул и пошел прочь.

Его затон для рыбок заработал. Под апрельским солнцем терраса превратилась в прелестный уголок. В самом верхнем бассейне плавали золотые рыбки; берега сверкали золотом лютиков и чистотела. Вода ручейка переливалась через край и с журчанием стекала на следующий уровень, где серебристые рыбки резвились под нависающими над водой бледно-зелеными стеблями, на которых должны были расцвести белые гвоздики. Стеклянный барьер был практически невидим, вода преодолевала его и спускалась точно так, как планировал Джон. Он сидел и наблюдал за игрой воды. Он понимал: лишь собственное безрассудство заставляет его печалиться и думать, что где-то далеко-далеко происходят великие дела, а ему никак до них не дотянуться.

В саду было много работы. Кораблями военного флота все еще командовал Бекингем, и каждый раз, когда они возвращались из похода, Джон получал груз редкостей и растений. Частенько в Нью-Холл заглядывали странники и предлагали то саженец, те семена, а иногда какую-нибудь диковину, невиданный сувенир. Традескант много покупал и добавлял в коллекцию, ведя при этом подробный учет и представляя записи Уильяму Уорду, который и возмещал ему расходы. В горке множились экспонаты, на стенах пылились шкуры. Джон велел служанке навести чистоту в комнате с редкостями — протереть пыль и все вымыть. А Бекингем все не являлся. Наконец в мае Традескант получил письмо, нацарапанное самим герцогом и доставленное прямо из Парижа. Содержание было следующим:

В спешке забыл свой лучший костюм и рубашки. Привези все, что может мне понадобиться, и захвати драгоценности и милые вещицы, которые порадуют маленькую принцессу.

— Он послал за тобой? — поинтересовался управляющий.

Джон несколько раз перечитал письмо и громко захохотал, как человек, которому сообщили о близком спасении. Это был смех облегчения.

— Наконец-то он нуждается во мне! Я должен доставить его лучший костюм и еще какие-нибудь забавные безделицы для самой принцессы.

Запихав записку в карман, Джон устремился в комнату редкостей. Поступь его стала легче, весь он распрямился и приобрел вид решительный, будто превратился в юношу, который получил задание отправиться на поиски рыцарских приключений.

— Уильям, помоги мне. Вызови домоправительницу и прикажи ей немедленно упаковать вещи графа. Его лучший костюм, ну и рубашки, само собой. Не забудь про костюмы для верховой езды и шляпы. Я должен забрать все, что может пригодиться. Его шкатулку с драгоценностями и лучшие бриллианты. И возьму-ка я парочку лошадей. Только бы все упомнить!

Заметив нетерпение Традесканта, управляющий рассмеялся.

— И к какому времени все подготовить?

— Немедленно! — воскликнул Джон. — Его светлость ждет меня и верит, что я ничего не забуду. Я должен уехать сегодня.

Традескант сыпал распоряжениями, как семенами во время сева. Он носился вверх и вниз по лестнице, летал на конюшню, а оттуда в кухню, пока все обитатели дома не начали бегать так же, как он, собирая все, что могло потребоваться герцогу во Франции.