Люций кивнул, взял сумку с инструментами и последовал за мной. Скандинавские воины оставались на том же месте.

– Эти двое, – я указал на лежавших воинов, – тяжело ранены, есть вероятность, что они не перенесут дорогу. Мне нужно твоё мнение. После осмотри остальных и окажи необходимую помощь.

Люций склонился над Хрольфом и принялся осматривать раны. Выглядели они, надо сказать, страшно. Очевидно, доблестный воин, получив первые ранения, продолжил сражаться, отчего прежде, чем свалиться на землю, он принял ещё множество ударов.

Наконец, лекарь поднял голову и покачал головой.

– Боюсь, что ему действительно не помочь. Поражены важные органы, удивительно как он ещё держится, но даже будь мы сейчас дома, нам не удалось бы его спасти.

– Как я и говорил, – вздохнул Торвар, – сам видишь, ярл Алексий, моих друзей ждёт Вальхалла. Я благодарен тебе за помощь и за то, что попытался спасти их, однако…

– Погодите, – перебил его Люций, – кажется ей ещё можно помочь.

Мы оба разом повернулись к доктору.

– Ранение серьёзное, – пояснил он, – однако важные органы вроде не задеты. Она потеряла много крови, также в ближайшее время может начаться заражение, следует обеззаразить раны.

– Что сделать? – переспросил Торвар.

Я вздохнул, расклад получался невесёлый. Брунхильду ещё, вероятно, можно было спасти, однако это смогут сделать только мои доктора.

– Торвар, мы не сможем тебе провести базовый курс ле́карства. Просто поверь, мои люди много лет учились в лучших местах на свете, где учат лекарей. Думаю, они смогут спасти Брунхильду, но её придётся оставить у нас. Дорогу с вами она вряд ли переживёт.

Вожак посмотрел на меня не очень добрым взглядом. Затем повернулся к своим воинам, и они принялись долго обсуждать что-то на своём языке. Я терпеливо ждал, а Люций, тем временем, обрабатывал раны девушки. Молодец, парень, не теряет время, делает свою работу несмотря ни на что.

Наконец совещание закончилось, Торвар повернулся ко мне.

– Мы доверимся тебе, ярл Алексий. За время нашего похода ты понравился нам, и мои воины считают, что могут доверить тебе судьбу нашей подруги. Однако поклянись – если ты увидишь, что ей уже не помочь, то сам отправишь её в последний путь.

– Клянусь, – кивнул я, – однако надеюсь, что до этого не дойдёт.

* * *

Вскоре скандинавские воины похоронили своих павших собратьев, после чего распрощались и отправились в дорогу. Люций обработал их раны, я позаботился о том, чтобы им хватило провизии, а также ещё раз заверил, что прослежу за судьбой Брунхильды.

Далее я вверил её докторам и отправился на экстренное совещание, собранное Аэцием. На нём собрались вожди всех племён, примкнувших к нам, а также король Сангибар и молодой Торисмунд, сын павшего короля вестготов Теодориха. Я, хоть и не был вождём или королём, а всего лишь ректором провинции, попал туда как начальник лучшего отряда воинов.

Ситуация складывалась такая: Аттила после сражения отступил в свой лагерь, выстроил вокруг него укрепления из телег и засел в своей импровизированной крепости, из которой постоянно доносились шум, лязганье мечей, звуки трубящих рогов и прочая активность. Однако наружу оттуда никто не показывался, что навело военачальников на мысль, что дела у вождя гуннов плохи и, скорее всего, это уже его поражение.

Можно было постараться добить его, осадив лагерь и вынудив предпринять какие-то действия, однако время не играло нам на пользу. Теодорих мёртв, армия признала Торисмунда королём, однако дома оставались его братья, которые могли узурпировать власть в его отсутствие. Ему следовало как можно скорее отправляться домой и утверждать там своё право на корону. По крайней мере так настаивал Флавий Аэций.

Как мне показалось, он вновь превратился в ловкого дипломата, и его беспокоила не столько судьба Торисмунда, сколько то, что если сейчас добить Аттилу, вестготы вновь могут стать врагами Рима и больше не будет третьей стороны, которая могла бы их сдерживать. Поэтому хитрый политик всеми силами убеждал юного короля немедля собирать войско и спешить домой. В конце концов, решение было принято и Торисмунд, попрощавшись со всеми, собрал свою армию и отправился домой. Также отбыл Сангибар со своими аланами. На мой вопрос про то, можем ли и мы отправляться, Аэций ответил отрицательно.

– Пока рано об этом говорить. Я не планирую далее сражаться с Аттилой, однако и распустить армию ещё не готов. Поэтому твоих людей отпустить не смогу.

Я кивнул в ответ.

– Понимаю, тогда с вашего разрешения я возьму с собой небольшую группу, а также раненых и отправлюсь с ними. Дома ждут дела, и моё присутствие здесь вряд ли вам уже поможет.

– Хорошо, – согласился главнокомандующий, – можешь забирать раненых и отправляться. И прими мою благодарность. Я встретил тебя не очень тепло, однако теперь убедился, что ты прислал мне действительно лучших воинов. Да и сам ты хорош, – улыбнулся он, – броситься в гущу почти проигранного сражения готов не каждый правитель.

– Спасибо за похвалу, – ответил я, – хотя я это сделал скорее от безысходности.

– Не скромничай, – махнул рукой Аэций, – Сангибар от безысходности бросился назад, а ты вперёд. Это было опрометчиво, но смело. В любом случае я рад нашему знакомству. Когда война окончится, буду рад видеть тебя у себя в гостях, думаю, нам есть что обсудить.

На этих словах мы пожали руки и распрощались. Я собрал раненых, вверил Кастула с его легионерами в личное распоряжение Аэцию и отправился в обратную дорогу, размышляя о произошедшем и о сказанных напоследок словах Аэция. Возможно, всё не так и плохо. Если мне удастся договориться с этим человеком, кто знает, каких успехов мы сможем добиться с ним вдвоём.

* * *

Мы вернулись домой в октябре. Переход оказался долгим и трудным: с нами были тяжелораненые легионеры и Брунхильда. С ней было особенно сложно: в отличие от исхода из Олисипо, где нас сопровождали женщины, здесь сопутствовали только мужчины, и храбрая воительница оказалась единственной представительницей своего пола. При этом тяжёлые раненые требовали ухода.

С нами был один из лекарей легиона, тот самый Люций, который сказал, что Брунхильду можно спасти. Ему помогали добровольцы из здоровых гвардейцев, сопровождавших нас, превращаясь в санитаров: поднять, перевернуть, помочь с гигиеной.

Но как быть в случае с Брунхильдой? При всей своей суровости и отсутствии стеснительности, никто из легионеров особо не рвался выполнять эту работу, мои бойцы никогда не сталкивались с женщинами-воительницами, и не понимали, как себя вести. Иногда в голове копошилась подленькая мыслишка, что соратники валькирии подспудно руководствовались этим же соображением, когда хотели отправить её в Вальхаллу на Каталаунских полях.

Но вот она, моя Сардиния! Наконец-то я смог передать раненых в надёжные руки своих лекарей, и женщин-санитарок. Обнялся с женой и сыном, приказал подготовить хорошую баню. Решил сегодня отдохнуть и посвятить день семье, а завтра с утра заняться государственными делами. Приказал на завтрашнее утро созвать своих помощников с докладами. Всё-таки задал Марине вопрос, как обстоят дела.