Вестготы, стоявшие справа, приняли на себя удар своих восточных родичей остготов. Практически многие воины, находившиеся по разные стороны баррикады, могли приходиться друг другу дальними родственниками, однако сейчас они являлись смертельными врагами. А завтра они могут опять стать союзниками…

Первыми ударили конные войска, следом за ними, практически сразу, ворвалась пехота. Вестготы вначале дрогнули, но когда натиск кавалерии спал, быстро укрепили строй, завязалась жестокое сражение.

Левому флангу, где сражалась римская армия и мои легионеры, достались гепиды, а также более мелкие племена. С огнём в безумных глазах, сотрясая воздух боевым кличем, они врезались в наши ряды, также пустив вперёд кавалерию, которая с наскока начала теснить римлян. И вот здесь я увидел, на что способна моя гвардия. Тот участок, который они прикрывали, не отступил под сумасшедшим натиском врага ни на шаг. Сомкнув свои громадные щиты, они выстроились так, что конница словно въехала на трамплин, погасив всю энергию, взятую при разбеге.

Задние ряды всадников стали давить на передние, а те, в свою очередь, полностью потеряв и рассыпав строй, подставили себя под удар. В ход пошли мечи и вскоре мои легионеры уже создали впереди себя небольшую гору из трупов вражеских всадников. Тем временем выровнялись остальные ряды, и наш левый фланг единым строем встретил атаку вражеской пехоты.

Во время конной атаки я покосился на Флавия Аэция, верховный главнокомандующий восхищённо покачал головой и повернулся ко мне.

– Признаю, Алексиос, ваши легионеры действительно впечатляют.

Я довольно улыбнулся. Несмотря на весь происходивший вокруг ужас, я не мог не гордиться своей гвардией, она действительно была великолепна.

Тем временем конница Аттилы, отбежав на достаточное расстояние, перегруппировалась и вновь помчалась вперёд. Пользуясь тем, что наш центр пустовал, они ринулись в него и ударили сбоку по незащищенному флангу вестготов. Наши союзники развернулись и стали отбиваться на две стороны, однако было понятно, что их поражение – это вопрос времени. Гуннская кавалерия крошила вестготские ряды, постепенно сея панику в них.

Видя бедственное положение, король Теодорих вместе со своей гвардией лично кинулся на вражескую конницу, пытаясь воодушевить своих людей. Надо сказать, что это ему удалось. Завидев своего короля в первых рядах, вестготы воспряли духом и с удвоенной яростью принялись отбиваться. Однако в реальности чудес не бывает. В следующее мгновение вражеское копьё пронзило блестящий доспех, и Теодорих упал замертво. Для вестготского короля сражение было окончено.

Рыча и ругаясь сквозь зубы, Аэций вскочил на коня и жестом подозвав нескольких телохранителей, галопом помчался назад. Я в панике завертел головой. Что происходит? Главнокомандующий бежит с поля боя? Это конец?

Однако не успел я сообразить до конца, что делать в сложившейся ситуации, как моему взору открылась картина, достойная экранизации в кино. Вместо бегства, как я вначале подумал, Аэций подлетел к стоявшим вдалеке аланам, которые хоть и бросили позиции, но подпираемые нашей резервной кавалерией, поля боя не покинули. Мне не было слышно, что точно он им кричал, но воображение очень ярко нарисовало все услышанные аланами слова. Почему-то в моём воображении все они были русскими и причём такими, от которых даже суровые шахтёры покраснели бы, словно невинные девицы.

В тот момент, Аэций продемонстрировал то, почему именно он является главнокомандующим армии. Не потому, что с помощью хитрой дипломатии смог собрать все эти разношёрстные племена, и конечно не потому, что имел благородное происхождение. Он был лидером, поскольку своим характером только что заставил остатки аланов подняться и вернуться на свою позицию в центре. Поистине удивительный человек!

Однако аланов было всё же мало, кроме того, они испытывали практически животный ужас перед гуннами. Поэтому, хотя под воздействием матерных напутствий Аэция они и вернулись на позиции, этого было слишком мало. Гунны развернулись навстречу этому малочисленному подкреплению и вновь стали пробивать брешь в обороне.

– Они не стоя́т долго, – прокомментировал Гуннар, – всадники их убить, словно детей.

– Надо что-то делать, – Брунхильда сплюнула на землю, глаза её сейчас горели огнём.

– Что? – тупо переспросил я.

– То, что мы умеем, – мрачно ответил Торвар, снимая с пояса топор, остальные последовали его примеру, достав оружие, – бывай, ярл Алексий, да хранят тебя боги.

Развернувшись, группа помчалась в сторону сражающихся. Когда гуннские воины уже почти прорвали оборону аланов в одном месте, готовясь вновь обратить их в бегство, туда серой стрелой влетел небольшой отряд.

– О-о-оди-и-ин! – Боевой клич Гуннара сумел перекрыть шум битвы. Размахивая огромной секирой, он буквально выбил одного воина из седла, после чего сразу принялся за следующего. В таком виде он совершенно не напоминал того весельчака, хохочущего по каждому поводу и рассыпающего очевидные «мудрости». Сейчас он был настоящей машиной для убийства.

Рядом с ним, словно в смертельном танце, вертелась Брунхильда. Не отличаясь столь мощным телосложением, как у Гуннара, воительница с лихвой компенсировала его скоростью и техникой. Словно валькирия, она сыпала смертоносные удары направо и налево.

В это время Флавий Аэций, воспользовавшись полученной возможностью, быстро перераспределил воинов второй линии обороны, собрал часть из них и, объединив с резервной конницей, направил в центр. Через несколько минут прибывшее подкрепление закрыло собой отважных скандинавов, спрятав их от моего взгляда.

* * *

Битва длилась уже много часов. Начавшись довольно поздно, около трёх пополудни, она продолжалась до сих пор, в то время как солнце уже зашло и вокруг сгущались сумерки. Видимость становилась всё хуже, но даже этого всё равно было достаточно, чтобы понимать: мы проигрываем.

Аттила подтянул резервы и теперь всеми силами напирал на нас. Левый фланг, на котором сражалась моя гвардия, держался неплохо, успешно справляясь с обороной, однако я видел, что ряды моих легионеров начали редеть. Это было нехорошо, однако я с сожалением понимал, что всё равно не смогу сейчас пойти и вывести своих людей из битвы. Гораздо хуже себя чувствовал наспех собранный центр, который, ко всему, оборонялся от лучших воинов армии Аттилы. Вестготы на правом фланге держались стойко, несмотря на смерть своего короля, но их численность заметно упала за то время, пока наш центр пустовал.

Мне вспомнилась легенда про Рагнарёк, спетая тогда у костра. Наверное, всё же, это он и есть. Аттила, олицетворяющий страшного пса Фенрира и Аэций – живое воплощение Одина. Всем нам суждено погибнуть в этой жуткой битве, а вместе с нами и падёт и весь старый мир, выжженный дотла. Я наивно полагал, что смогу здесь что-то изменить, на что-нибудь повлиять, решить, когда можно забрать свою гвардию и отбыть домой. Нет, права была Марина: я лишь мальчишка, решивший поиграть в войну. И теперь, вместо того чтобы ждать конца империи, сидя на своём укреплённом острове, я погибну здесь вместе со своей армией, оставив жену и сына на произвол судьбы.