Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Повезло, что по радио пел кто-то мне незнакомый, с чьим голосом не было связано никаких воспоминаний и трагедий, иначе я могла бы разрыдаться… Так что мне удалось взять себя в руки, к тому же Артур, не поворачиваясь, сказал:
– За Ромку не волнуйся, с ним все будет хорошо.
Он произнес это так уверенно, как будто заглянул в будущее и говорил наверняка, а не надеялся на это. Наверное, это был всего лишь хитрый ход с его стороны, но поняла я это позднее, а в ту минуту приняла как должное: Ромка не убийца, он не будет расплачиваться годами жизни за то, что совершил ошибку. Ну да, страшную… И мне не хотелось бы оказаться на месте Роксаны. То, как он поступил с ней, отвратительно… И хотя сейчас мне было жаль его, я не была уверена, что сумела бы простить, если б так обошлись со мной. Никакой любовью это не оправдаешь. И все же я не желала ему сгнить в тюрьме…
– Все, я готова.
Обернувшись, Артур оценивающе оглядел меня перед тем, как выпустить из машины. Глаза мои не были заплаканными, а нос распухшим, так что никто не догадается, как меня корчило несколько минут назад.
– Отлично, – отозвался он и выключил радио. – Пойдем.
В знакомом дворике поселилась грусть…
Я даже не сразу поняла, что облако прикрыло солнце, потому виноградные листья потемнели, а плитки под ногами показались залитыми смолой. Ступишь и увязнешь в тоске. Я смотрела на все это и думала: весь мир оделся в траур… Столько смертей потянул за собой грех одного человека… А ведь все любили его и считали отличным парнем, даже Артур! Прелюбодейство – то же предательство. Самого близкого человека, себя самого вчерашнего, оберегавшего свою любовь.
Павел бросил ее Роксане под ноги как соболью шубу, и она прошлась по их супружеской любви, ни на секунду не усомнившись в своем праве на это. Мне уже не удастся понять, в чем был секрет этой сибирячки с ледяным оттенком кожи… Что в ней сводило мужчин с ума? Или все дело было в них, в отце и сыне, взирающих на мир похожими глазами, по-детски доверчивыми?
Юрий другой закваски, он не поддался ее континентальному зною, в Сибири летом настоящее пекло. Он вышел нам навстречу из летней кухни с полотенцем в одной руке и вилками в другой.
– Посуду мою, – пояснил он почти незнакомым тусклым голосом, хотя это и так было понятно.
– А Вика где? – удивился Логов, неожиданно показав себя настоящим сексистом.
– Разболелась совсем… Прилегла.
– Да, она же ходила в аптеку, – припомнил Артур. – Простыла? А Милка где? Я думал отправить девчонок погулять…
Юрий махнул полотенцем:
– У себя в комнате. Ты заходи, Саша. Знаешь, где ее комната?
– Она показывала.
Юрий улыбнулся мне, но как-то через силу, точно на самом деле не хотел видеть нас обоих. Я не знала, о чем Артур собирается поговорить с ним, но меня они явно спроваживали к Милке. Правда, Юрий понятия не имел, зачем я к ней подбиралась…
Меня вдруг охватило ощущение такого омерзения к себе самой, просочившейся в их уютный и светленький дом, чтобы похитить из него самое дорогое… Кожу захотелось расцарапать, будто на нее налипли склизкие водоросли! Я шла к Милке, которую мне поручено вывести на чистую воду, но не ее, а себя ощущала убийцей.
Перед закрытой дверью с табличкой «Моя территория – мои правила» я остановилась. Было еще не поздно убежать и прервать затянувшуюся игру в напарницу следователя. Возможно, я так и сделала бы, если б из соседней комнаты не донесся бы стон. Такой тоскливый и жалобный, словно там умирал кто-то…
Я скользнула к двери с изящными вставками из молочного стекла и прислушалась. Наверняка там стонала Вика, она же заболела чем-то… Подумав, что ей, может быть, нужна помощь, я приоткрыла дверь и заглянула в затемненную спальню.
– Вам помочь? – спросила я шепотом.
Тишина не отозвалась даже стоном – Вика спала. Я разглядела ее светлые волосы, рассыпанные по подушке, и нечто белое, лежавшее рядом. Не знаю, что произошло в тот момент, точно какое-то озарение снизошло, если это вообще возможно в расследовании, но глядя на спящую Вику, я вдруг отчетливо поняла, что именно случилось с Павлом…
Закрыв дверь, я постучалась к Милке, и та откликнулась раздраженно:
– Папа, ну что?
– Это Саша, – сказала я и услышала быстрый топот: она перебежала через комнату босиком.
Распахнула дверь и бросилась мне на шею. Как я удержалась, чтобы не оттолкнуть ее? Не стоило этой девчонке видеть во мне друга, ведь я пришла сломать ее жизнь. И уже точно знала, что сделаю это.
– Ой, как здоровски, что ты здесь! – воскликнула Милка, потом испуганно прижала палец к губам и притворила дверь. – Мама спит. У нее температура. Да ты садись! Вот сюда, – она похлопала обеими руками по дивану.
– Что с ней случилось?
– Обожглась чем-то. Кипятком, что ли… Или маслом? Короче, жутко ноет, – она сама сморщилась, как от боли, и поджала ноги, обхватив оранжевую подушку.
Я выдавила сочувствие:
– Ужас какой… Да еще стрессы один за другим.
– Да вообще засада!
– Ее бы порадовать чем-нибудь…
– Да! – просияла Милка. – Это ты классно придумала. Только чем?
– Помнишь, ты говорила, что она пишет стихи? У моей подруги в Москве отец работает редактором в издательстве. Я могла бы показать ему рукопись. Только твоя мама, наверное, не расстанется с тетрадкой?
Эта глупышка так и подскочила:
– Так я же все сфотала! Ой, только ты сама сначала почитай, может, их и показывать не стоит? Я-то не соображаю в поэзии…
Она уже тыкала в экран смартфона, листала страницы, бормоча под нос:
– Вот… Вот… И вот… На!
У меня дрогнула рука, когда я взяла ее гаджет, ладонь вспотела от волнения. Сейчас мне было плевать, есть ли у Вики талант или она безнадежная графоманка… Мне нужно было прочесть, о чем она пишет.
Судьбе было угодно, чтобы первыми я прочла эти строки:
Брошу под ноги тебе обручальное кольцо,
Хочешь, в грязь его вдави ты безжалостно…
Сводный брат мой, забери все, пожалуйста,
Лишь оставь мне свое чудное лицо.
Капли неба в своем взгляде подари на век.
Мне без вольности твоей – нет, не дышится!
Надо мною дом навис черной вышкою…
Сколоти нам на двоих один ковчег!
Уплывем за горизонт в мой заветный сон.
Неужели никогда он не сбудется?
