Дитрих Орманский

  — Сиди тихо! — прошипел сквозь зубы и затолкал высунувшуюся мохнатую голову обратно в наплечную сумку. Оттуда раздалось негодующее чавканье: плакал мой дорожный обед. — Зачем ты вообще за нами поперся? Я молчу про то, что ты сожрал мои любимые носки, пока прятался в чемодане! Чудовище!

— Потому что мою сладкую найдут и привезут к тебе. Вдруг она не вернется в академию, где мне её искать? — из сумки высунулся пятачок. Голос хруля был высоким и скрипучим, прямо-таки резал слух.

— Энди, ты развратник! — прокаркал верблюд Эюро. — И нахал. Где твое воспитание?

Хруль на свое имя не отозвался и вообще предпочел проигнорировать верблюда. Зачем тратить время на разговоры, если можно дожевывать мой обед? Ладно. Все равно его уже не спасти. Хруль не сожрет, так понадкусывает.

— Вот кто бы говорил о воспитании, Эюро! Ты плюнул мне в лицо! — напомнил я горбатому.

— Это не плевок, это моя жизненная позиция. Подлец и дурак должен знать, что он подлец и дурак, — назидательно изрек тот.

Спорить я не стал, потому что спорить с верблюдом — себя не уважать. Зато вот имя маленького ушастого извращенца я услышал впервые.

— Энди весьма странное имя для хруля, больше похоже на кличку верблюда, — озвучил мысль, пытаясь перевести разговор в другое русло. Подальше от жизненной позиции верблюда.

— Эй, это я его так нарек! — обиженно просопел Эюро.

— Вот как? Значит, на самом деле тебя зовут иначе? И как же? — тряхнул сумкой, привлекая внимания хруля.

Казалось,зверь стушевался, но все же ответил:

— Хрюмильда.

— Хрюмильда?! — воскликнули мы с Эюро. Точнее, воскликнул я, а он заржал. Да-да, когда жизнь выдает такое, и верблюд заржет. — Это женское имя!

— Родители хотели девочку, — обиженно засопел хруль и закопался обратно в сумку.

О великая магия! Зачем ты одарила меня столь мерзким даром? От этой фауны порой уши вянут. Вы когда-нибудь слышали, о чем воркуют голуби? Думаете, там что-нибудь романтичное? Увы! От них я впервые узнал, чем взрослые занимаются в спальне по ночам. А мне, между прочим, было семь. Отец минут пять очень задумчиво чесал бороду, прежде чем объяснить ребенку, что значит: “Топтать горячую самочку!”.

Мысли об отце болью резанули грудь. Для миллионов людей он был строгим, но справедливым правителем, для меня же просто папой. Тем, кто всегда мог дать совет, поддержать и дать хорошую взбучку, если мой неугомонный характер вдруг выйдет из берегов. Страшно подумать, что когда мы доберемся  до дома, я могу не застать его живым. Вот он был, отчитывал меня после бала, а вот его нет. И теперь мне предстоит стать отцом целом народу. Звучит, как издевка, для двадцатилетнего парня.

Я знал, что когда-нибудь мне предстоит занять трон, стать правителем и готовился к этому, но лет через двадцать-тридцать. Когда нагуляюсь, наберусь опыта и мудрости. Когда отец станет дряхлым стариком и будет наставлять меня первые годы правления, делиться знаниями.

А что сейчас? Внезапно, в одну секунду я остался совсем один перед огромным королевством. Сотни тысяч людей, военные кампании, политика — все это казалось таким далеким, а сейчас дышит мне в спину и оттягивает плечи грузом колоссальной ответственности.

Спрыгнуть с Эюро и уткнуться головой в бархан с криком: “Я не справлюсь!” — вот что мне хочется сделать, но долг превыше страха.

Мой долг встать во главе государства и править достойно, как отец.  Поэтому о подписании отказа от престола не может быть и речи. Это повергнет страну в хаос. Я этого не допущу.

— Я справлюсь, — произнес вслух.

— Посмотрим, — ответил Эюро.

— А еще пожевать есть? — раздалось из сумки. — Сладкая кормила меня четыре раза в день, а сегодня мне даже завтрак никто не принес!

Шлепнул по сумке ладонью, заставляя хруля замолчать.

— Как же вы мне надоели!

Огрызнулся скорее от безысходности. Зверье, даже шутя и переругиваясь, не могло заполнить пустоту в душе, что образовалась после исчезновения Эви. Она бы сейчас точно остановилась, стукнула меня по затылку и сказала что-то вроде: “Возьми себя в руки, ты будущий король или как?”.

Но вместо Эвики со мной поравнялась Тассилия:

— Ди, ты в порядке?

Невольно обратил внимание, как уверенно она сидит на верблюде. Идеальная осанка, будто королева выехала на военный парад. Несколько волнистых прядей выбились из-под куфии. Пальцы помнили их шелковую мягкость. Невольно в памяти всплыла та ночь, которая так и не стала нашей из-за проклятья. Я многое бы отдал, чтобы туда вернуться.

— Ди, все хорошо? — вторая попытка вырвать меня из мыслей оказалась успешной.

— Насколько это возможно, да. — Один вопрос всю дорогу крутился на языке, наконец-то, могу его задать: — Тасси, скажи честно, почему ты поехала со мной? В Академии намного безопаснее.

— Потому что я не бросаю слов на ветер Алой пустыни. Если я сказала, что люблю тебя и поддержу, буду верна своему слову до конца, даже если ты — нет.

Прищурила карие глаза, в которых промелькнула затаенная обида. Несколько дней назад я по глупости обидел Тасси, но так и не нашел сил извиниться. Все как-то забылось. Для меня, но не для Тассилии Фавер, которая получила удар под дых.

— Прости, я не должен был играть с тобой. Ты достойна лучшего, Тасси. А у меня есть невеста, хоть и по приказу.

— А я ничего от тебя и не требую, — пожала плечами девушка и устремила взгляд к горизонту, где легкий ветерок поднял в воздух алый песок и погнал вдаль. — Будет буря, — тихо произнесла она и ускорила верблюда, нагоняя магистра Эйр Фор.

Они быстро поравнялись и через мгновение Шанталь крикнула:

— Привал! К нам идет сильная буря. Поставить шатры!

Шесть мужчин в черных плащах, что сопровождали наш караван, замерли и начали спешиваться. Ума не приложу, кто они, но действовали эти люди как слаженный механизм. Через несколько минут лагерь был почти готов.

Я наблюдал за всем молча. Впервые в жизни мне не хотелось шутить, заигрывать с красивыми девушками и смеяться. Мне хотелось просто молчать. Тревога за отца и Эвику занимала все мысли.

Пытаясь отвлечься, начал следить за Шанталь. Она красива, как и прежде. За ней и правда можно поехать на край света, вот только моё сердце больше не стучало.

Шанталь Эйр Фор была прекрасна снаружи, идеальна, но внутри неё я чувствовал лед. Ей никто не был нужен. Она сама себе хозяйка и хочет быть хозяйкой того, кто рядом с ней.

Перевел взгляд на Тассилию. Она не менее красива, её движения более плавные и утонченные, будто у экзотической принцессы. И её чувства иные. В голове раздался звонкий голос Эвики: “Если любовь сильная, разрушающая все преграды, то гордость отступает. Гордость ломается под тяжестью настоящих чувств. Ты готов на все ради любимого человека, чего бы это ни стоило, каким бы безрассудным ни казалось”.