– К сожалению, – Отто махнул порцию и налил снова. Было похоже, что сегодня он намерен надраться. – Я гражданин мира. Так уж сложилось. Мои фильмы смотрят везде: от Латинской Америки и Африканского Союза до Европейской Аравии и Поднебесной. Их даже в России смотрят, хотя большинство отрицательных персонажей в фильмах – русские. И сам я по происхождению аравийский немец, но гражданство у меня Соединенных Штатов, а большую часть времени провожу в вашей «Чжунхуа жэньминь гунхэго» – пардон за произношение – Китайской Народной Республике. Что мне прикажете делать?

– Оставаться самим собой, – генерал отсалютовал ему бокалом.

– Вот я и пытаюсь, – Валенштайн снова налил себе саке. – И никто мне не запретит говорить, что президент Соединенных Штатов господин Ямамото пьет дерьмо!

Он запрокинул стаканчик и поморщился.

– Ну, пятый уже не так отвратителен? – язвительно предположил Син. – Хотя я тоже не люблю эти американские напитки. Китайская рисовая водка гораздо лучше.

– При чем тут водка?! – возмутился опьяневший Отто. Он даже опустил ноги на пол и, усевшись нормально, подался вперед. – Шотландское виски – вот напиток! Там и аромат, и вкус... а-а... вам не понять!

Он взмахнул тяжеленной рукой и едва не опрокинул изящный столик. Рука у Отто была словно у многих нога. У некоторых даже две.

– Так что насчет цены? – придерживая столик, спросил генерал. – У меня есть несколько готовых к репликации юных особ.

– Покажи, – Валенштайн осоловело уставился на Хуан Сина.

– Сейчас?

– А что? Вот кредитка. Если меня кто-то из них устроит, сразу все и оформим.

– Это может вызвать подозрение, – осторожно сказал генерал. – Ночью такие сделки не заключаются.

– Почему? – уперся Отто. – Я частное лицо. Когда хочу, тогда и покупаю. А что ночью... а когда еще девок покупать?

Он громко рассмеялся. Син вежливо улыбнулся и взял со стола диск.

– Ну что ж, идемте. Только вы же знаете, девушек европейского стандарта мы не выращиваем...

– Мне нужна как раз вашего покроя, – успокоил его Отто. – Миниатюрная, только голубоглазая блондинка. Или вы голубоглазых тоже не выращиваете?

– Ну почему же? Такой исходный материал у нас есть.

Он, уже направляясь к двери, вставил диск в щель карманного планшета. На дисплее тотчас появились установочные данные и требуемое лицо.

– Погоди, – Валенштайн налил себе «на посошок» полный стаканчик и выпил залпом. – Теперь идем.

– Номер триста пятнадцать, – не обращая внимания на его манипуляции, торжественно заявил генерал. – Совпадение – девяносто процентов. Вам повезло, дружище. У нас есть девушка, которую почти не придется «дорабатывать» с помощью репликатора. Так, по мелочам. Ну и, конечно, обучение. Через два месяца вы не отличите ее от оригинала.

– Сравнивать не придется, – уверенно заявил Отто.

– Как ее будут звать?

– Там написано, – Валенштайн задержался на пороге кабинета, затем чертыхнулся и, возвратившись к столику, прихватил недопитую бутылку саке с собой.

– Анна, – прочел Хуан Син. – Хорошее имя. Идемте, Отто, я покажу вам вашу будущую Анну.

Китайцы всегда знали толк в пытках. Год в четырех стенах, без допросов, прогулок, без общения с другими заключенными и даже с охраной был испытанием что надо. Раз в неделю – темным коридором в баню, раз в месяц – парикмахер в черной маске и доктор по ту сторону световой завесы. Яркая лампа в глаза, и только холеные руки щупают живот, прикладывают к груди фонендоскоп, накладывают электроды кардиографа и суют маленькое зеркальце на железной ручке в рот. Всех прочих событий: дважды лечили зубы и один раз засорился унитаз. Сантехник пришел тоже в маске и заставил простоять два часа лицом к стене. Словно опасался, что Иван выведает секреты его профессии. Канализацию он прочистил, но за собой не убрал. Казаков потом целый день отмывал разбрызганное дерьмо со стен и даже с потолка.

Единственное доступное развлечение – созерцание серого двора – надоело уже на второй месяц. Там каждое утро проходили одни и те же построения, бродили одни и те же люди и проезжали знакомые до боли машины. Ритм жизни в этой части ЦГМ был монотонным и отупляющим.

Пару раз Иван был готов сойти с ума от тоски и скуки, и это казалось ему наилучшим вариантом, но ничего не получилось. Подходя к вожделенной черте, он вдруг находил для себя какое-то занятие, ненадолго отвлекался, а когда занятие надоедало, понимал, что благостное безумие снова стало недоступным.

Начиная с Нового года очередного приступа Иван уже не ожидал. У него появилась надежда. Приближался день-перевертень. Пятнадцатое февраля пятьдесят первого года. Если это глупое шоу с числами и словами «тяни-толкаями» придумал не предатель Отто, а кто-то из своих, пятнадцатого вполне могло что-нибудь произойти. И пусть о психологической ставке подполья на мистические свойства палиндрома было известно «бинам», это неважно. Провести акцию именно в тот день, о котором известно врагу, – высший пилотаж, и такого шанса партизаны никогда не упустят.

Какая могла быть польза от акции Ивану? Если удар не будет направлен против ЦГМ, то исключительно моральное удовлетворение. А если сопротивление устроит акцию у этих замечательно серых ворот, кто знает, чем все обернется?

Утро выдалось на редкость солнечное и теплое. Золотой блин на синем фоне неба сиял изо всех сил. Его косые лучи разделили камеру надвое, осветили пространство под койкой и дотянулись до двери. Иван прошелся босиком по нагретому солнцем полу и с удовольствием умылся. Настроение было радостное и немного тревожное. А если ничего не произойдет? Если этот долгожданный день пройдет так же, как все прочие? Торопливо завершив водные процедуры, Казаков вытерся застиранным полотенцем и прилип к окну. Сегодня построение охраны закончилось быстро и совсем не так, как обычно. Строй солдат не рассыпался, и «бины» не разбежались по постам и кабинетам, а разделились на несколько групп, которые ушли с интервалом в минуту, но в одном направлении.

Начало Ивана обнадежило. А когда он понял, куда уходили охранники, его сердце забилось учащенно. Гарнизон ЦГМ снова построился на плацу, но теперь все солдаты и офицеры были в касках, бронежилетах и со стрелковым оружием в руках. Это произошло! Казаков радостно вскинул руку и крикнул: «Да!»

Офицеры развели охранников по боевым постам, и над внутренним двориком повисла напряженная тишина. Сквозь бронестекло до Ивана обычно доносились только звуки машин, но сегодня не было даже их. Центр словно вымер. Что происходило по ту сторону ворот и забора, оставалось только догадываться.

Казаков представил себе возможные сценарии. Вряд ли там, на воле, заварилась действительно серьезная каша. Скорее всего, сопротивление спровоцировало какие-нибудь митинги, максимум – очаговые беспорядки. Было проще простого подбить на такое действо наиболее нервных граждан и морально неокрепшую молодежь. Задача посильная даже для идеологов подполья. Если же к сегодняшнему дню готовились не только партизаны, но и военная разведка, все могло быть еще круче. И беспорядки могли начаться массовые, и митинги не стихийные, а подготовленные, с привлечением внимания мировой прессы. А еще под прикрытием всего этого бардака разведчики вполне могли провести пару-тройку успешных акций.