Он уже почти научился не замечать не прекращающегося тревожного шевеления в уголках глаз, эта потусторонняя жизнь покуда никак себя не проявляла, так что проще было не обращать на неё внимания. В небе же с каждым часом начинало проявляться нечто похожее, только совсем иное по масштабам.

Едва заметные контуры пепельно-седых протуберанцев всё той же неизвестной природы вальяжно прокатывались по чёрному небосводу, заметно искажая своими телами звёздный рисунок, будто сделаны были из живых, текущих водяных струй, на просвет дрожащих и быстрых.

—Вопрос. Моя следовая сбоит, или сейчас правда?..

—Одиннадцать ноль восемь.

Джон чуть не поперхнулся глотком витаминного раствора.

—Но тогда Штаа должен быть…

—Там.

Всё так же, не оборачиваясь, Ковальский вскинул руку и указал на участок неба, ничуть не более светлый, чем остальные.

—Но погоди, как…

—Впервые я заметил несоответствие, когда пытался проверить координатную сетку по звёздам. Они больше не движутся.

Джон посмотрел на небо, пронаблюдал видимое глазом перемещение накрытой, как линзой, очередным «протуберанцем» целой звёздной группы, и только тут понял, что имел в виду Ковальский. Аракор как будто прекратил своё вращение вокруг оси. Утро потому и не наступает… вот же бредятина.

—Как такое… как такое может быть.

—Доберёмся — сам для себя решай, Алохаи.

Джон поморщился. Новый Ковальский был ещё хуже старого. Почему молчат остальные, почему молчит сержант? Впрочем, ответ на последний вопрос ему был не нужен — Оденбери шёл замыкающим, и выглядел так, будто его груз был в несколько раз тяжелее их. Что-то Джону подсказывало, что так оно и было.

Так. Нужно собраться. Если они все сейчас разбредутся в своих мыслях кто куда, у когорты не останется шансов.

Джон по новой уставился в спину Ковальскому, словно пытаясь взглядом выцарапать его оттуда, из-под скорлупы биосьюта, достать наружу, вывернуть наизнанку и тогда уже рассмотреть получше.

Что он знает обо всём происходящем, что он знает — и скрывает.

Как вообще можно что-то нарочно скрывать в подобной обстановке?!

Ковальский тут же обернулся на этот его немой крик, словно и на этот раз Джон, по старой привычке, произнёс свой риторический вопрос вслух. Только на этот раз он уж точно — молчал.

С такого расстояния под забралом надвинутого капюшона не было видно глаз, но догадаться, что означал этот взгляд в упор, было нетрудно даже для измордованного бесконечным переходом Джона.

У Ковальского хватило бы сил уйти отсюда задолго до их прихода. Куда угодно на этом нескончаемом белом просторе. В любом направлении, лишь бы подальше отсюда. Но он остался. Потому что знал, что они не послушают его совета и пойдут за ним. Ничего не мог поделать, а потому остался.

Более точно прочитать эмоциональный фон проводника у Джона не было сил. Но теперь вопроса, почему молчит Ковальский, у него не оставалось. Ему нужно что-то показать, иначе они не поверят. Просто не поверят, и тогда у них всех станет ещё меньше шансов.

Потому — оставалось ждать, молча перебирая ногами, стараясь не обращать внимания на болезненную отдачу в суставах, когда недостаточно приработанный экзоскелет спешил опередить уставшие человеческие мышцы, опасно дёргая натруженные сухожилия.

Им нужно отдохнуть, иначе скоро идти дальше будет некому. Думая так, последние полчаса пути Джон даже ни разу не взглянул на схему курсограммы, транслированную им со следовой обвязки биосьюта Ковальского.

Капсула возникла среди марева призрачных щупалец, как звёздная лаборатория астростанции, выныривающая из недр короны угасающего солнца — с напряжённой вальяжностью уцелевшего на самом краю гибели, но уверенного в своих силах чемпионам. Вот только что расступились вдали сплетения чужеродного тумана, едва обрисовался тёмный контур на мерцающем снегу, и вот она уже рядом, громоздкая, изношенная, как чёрной коркой покрытая наплавленной атмосферной гарью. Но вертикально стоящая, целая, а не разбросанная на сотни метров вокруг.

Когорта остановилась, не произнося ни слова.

Капсула не висела, как положено по штату при посадке вне шлюзового дока, на гравидиспенсерной подвеске, а всей своей тридцатитонной массой опиралась на аварийные распорки тамбур-лифта. Третьей точкой опоры служил он сам, распахнутый настежь, неосвещённый, пустой и мёртвый.

Как и сама капсула.

Но главное открытие было куда важнее возможной трагической гибели экипажа, спасением которого и должны были они заниматься. Что стало с человеческим экипажем, а капсула явно относилась к флотовым регистрам ГС, сейчас узнать сколь-нибудь достоверно не представлялось возможным по одной простой причине. Капсула была мертва очень и очень давно.

До Джона наконец дошло то, что вертелось на языке ещё на пересадочной станции, где они безуспешно пытались запустить генераторы глайдеров. И треснувшие купола, и сами глайдеры выглядели не пострадавшими от воздействия этих злосчастных спор, чем бы они ни были. Они выглядели несколько лет бесхозно простоявшими под нейтринным дождём Штаа. Именно на это намекал ему Ковальский.

Если так… капсула, сделанная по куда более серьёзным требованиям к пассивной безопасности несущих конструкций и выносливости агрегатов, чтобы принять подобный вид, должна была провести на поверхности Аракора сотни, если не тысячи лет.

Джон в нерешительности заглянул в тамбур-лифт, нашлемное освещение не понадобилось — чтобы разглядеть нужные детали, света хватало. То, что не было покрыто спрессованным в многослойную стеклянную корку снегом и изморозью, обнажало слой н-фазного коллоида, вальяжными сталактитами свисавшего с несущих балок. Стоило Джону переступить с ноги на ногу, как вслед за снежным скрипом внутри нависающей над ним конструкции раздался различимый протяжный хруст на самой грани нижнего спектра слышимости. Эта капсула могла развалиться от слишком сильного порыва ветра, чудо, как она вообще до сих пор устояла.

Пересчитать в уме нейтринную активность Штаа в номинальный поток, проходящий через поперечник капсулы, разделить на неё штатную мощность конструкций, вычесть остаточную силовую накачку и получить… для расчёта не хватало данных, но грубо прикинуть можно было — тысячелетие, минимум лет шестьсот. Если н-фаз действительно так насыщен, как это кажется невооружённому глазу. Может быть, лет пятьсот. Вряд ли меньше.

Апро.

Джон осторожно отошёл от капсулы, пытаясь удержать в голове все кубики этой фантастической головоломки. Хорошо, небо можно «остановить», просто нарастив поверх этого места чудовищных размеров эрвэграфию, заодно это объясняло непонятные фокусы с небесными «протуберанцами». Аберрации зрения у команды вообще можно списать на десяток причин, вплоть до сбоев в следовой начинке, вызванных продолжающейся нейтринной бурей.

Могла ли она быть такой силы, чтобы превратить капсулу в подобную развалину? Косвенные признаки износа подтверждали оценку возраста коллоида, но так ли это. В конце концов, сюда можно попробовать транспортировать эту капсулу с какой-нибудь космической свалки, специально чтобы… чтобы что?