Большую часть ночи он работал, сидя за компьютером возле подъемной кровати в своем кабинете, а когда уставал, то ненадолго засыпал.

Как-то раз, уже глубокой ночью, с бешеной энергией работая над сложным проектом, несмотря на поздний час, Браун потянулся за телефоном, чтобы позвонить с неотложным вопросом домой младшему ассистенту. Коллега остановил Брауна, прежде чем тот успел набрать номер.

«Питер, не нужно ему звонить, – сказал он, – сейчас два часа ночи».

Браун был в замешательстве и попросил коллегу объясниться.

«Ему не платят настолько много денег, чтобы он отвечал на вопросы посреди ночи».

«Хорошо, тогда давайте сделаем ему прибавку к зарплате, – ответил Браун, – но мы обязаны ему позвонить!»

Жена Брауна, Маргарет Гамбург, проработала 6 лет в качестве комиссара здравоохранения Нью-Йорка и помимо прочих инициатив учредила программу обмена шприцев[118] для борьбы с распространением ВИЧ. В 1997 году Гамбург вместе с детьми переехала в Вашингтон, округ Колумбия, где устроилась на руководящую должность в Министерстве здравоохранения и социальных служб США, а затем стала комиссаром в Управлении по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США[119]. На выходные Браун прилетал в Вашингтон, чтобы побыть со своей семьей, но теперь, казалось, он стал еще больше времени проводить на работе, создавая тем самым напряженную ситуацию для других сотрудников своего отдела, которые должны были на него ориентироваться.

«Когда я нахожусь вдали от семьи, то просто люблю работать», – объяснял он другу, встречу с которым за ужином он оттягивал неделями.

Рассудительный и безэмоциональный, Мерсер успокаивающе действовал на своего тревожного напарника. Он много работал, но к шести вечера предпочитал возвращаться домой. Ему было чем заняться за пределами офиса. Несколько лет назад его младшая дочь, Хизер Сью, убедила отца сходить с ней на футбольное поле неподалеку от дома, чтобы тот удерживал мяч на земле, пока она тренируется его пробивать.

«Я думал, что она не сможет выбить мяч», – сказал он репортеру. (6)

Однако Хизер Сью справилась, она пробила мяч, удивив тем самым своего отца. В старшей школе она начала играть на позиции кикера, а затем, поступив в Университет Дьюка, вступила в футбольную команду вуза и стала первой девушкой среди футболистов первого дивизиона. Спустя год тренер убрал ее из команды: позднее он признался, что испытывал чувство стыда, так как тренеры команд-соперников насмехались над ним из-за того, что на позиции кикера в его команде играла девушка. После окончания университета в 1998 году Хизер Сью подала в суд на Университет Дьюка за дискриминацию, получив 2 миллиона долларов в качестве компенсации за причиненный ущерб.

Возвращаясь в офис, Мерсер показывал другую сторону своей личности. Когда сотрудники собирались вместе во время обеда, то старались не обсуждать спорные темы. Но не Мерсер. Он редко выступал на рабочих собраниях, но во время обеда становился на удивление разговорчивым. Некоторые из его высказываний, например, поддержка системы золотого стандарта[120], увлечение книгой Джона Р. Лотта-младшего More Guns, Less Crime[121], в которой утверждалось, что уровень преступности падает, когда процент владения оружием среди населения растет, отражали его консервативные убеждения. Другие, наоборот, противоречили устоявшимся представлениям.

«Цены на газ растут… с этим необходимо что-то делать», – однажды заявил Мерсер.

Ему нравилось провоцировать коллег, многие из которых были либералами или либертарианцами, поражая их своими убеждениями, которые становились все более радикальными.

«Клинтону место в тюрьме», – как-то сказал он во время обеда, имея в виду президента Билла Клинтона, которого в 1998 году обвинили в лжесвидетельстве и препятствию правосудию в связи с его отношениями со стажером Белого дома Моникой Левински. Мерсер называл Клинтона «насильником» и «убийцей», повторяя теорию заговора о том, что президент был вовлечен с ЦРУ в тайную схему по перевозке наркотиков.

Большинство коллег вставали из-за стола и уходили, не желая вступать в горячую дискуссию. Другие, такие как Паттерсон, тоже помешанный на политике, оставались, дискутируя с Мерсером. Он был удивлен тем, как такой умный ученый мог придерживаться столь необоснованных взглядов.

Со временем Мерсер еще не раз удивит этим своих коллег.

В середине 1990-х годов наступил разгар эры интернета, и в Кремниевой долине закипела работа. На Уолл-стрит наконец-то поняли, что стратегия количественного анализа приносит прибыль, и инвестиционные банки наряду с трейдинговыми компаниями стали нанимать собственных компьютерных профи, ученых с высоким IQ и математиков со степенью PhD. Тем не менее Саймонс и его команда оставались едва заметными на радарах своих конкурентов. Отчасти так было задумано изначально: Саймонс запретил сотрудникам рассказывать о тактике компании, беспокоясь о том, что из-за этого конкуренты смогут улучшить свои методы торговли. «В NSA за разглашение конфиденциальной информации дают 25 лет тюрьмы, – несколько угрожающе любил повторять Саймонс своим коллегам. – К сожалению, мы можем лишь уволить за это».

Браун стал фактически одержим тем, чтобы сотрудники и инвесторы держали рот на замке.

Однажды, когда представитель крупной японской страховой компании приехал на встречу, то поставил на стол в конференц-зале диктофон, чтобы позднее прослушать разговор еще раз и убедиться, что в процессе перевода ничего не потерялось. Войдя в помещение, у Брауна при виде устройства чуть не случился нервный срыв.

«Здесь стоит диктофон!» – заявил он, напугав гостя и представителя клиента Renaissance.

Браун чуть ли не бился в конвульсиях, выводя своего коллегу из конференц-зала.

«Я не хочу, чтобы нас записывали на диктофон!» – кричал он с испуганным видом.

Смущенный представитель был вынужден попросить гостя выключить устройство.

Они слегка перегибали палку. На тот момент никого не интересовало, чем занимаются Саймонс и его коллеги. Все внимание инвесторов было приковано к двум его крупнейшим конкурентам, Long-Term Capital Management и D. E. Shaw.

Компанию Long-Term Capital Management основал бывший преподаватель математики, Джон Меривезер, который нанял несколько профессоров, в том числе Эрика Розенфельда, выпускника МТИ со степенью PhD в области финансов, а также Роберта Мертона и Майрона Скоулза из Гарварда, которые позже станут лауреатами Нобелевской премии. Команда – ученые, преимущественно интроверты, – загружала исторические данные о ценах на облигации, выявляла упущенные взаимосвязи и разрабатывала компьютерные модели, предсказывающие будущее поведение рынков.

Как и сотрудников Renaissance, команду Меривезера не интересовало направление движения рынка или отдельных ценных бумаг. Модели LTCM определяли ценовые аномалии, зачастую между родственными активами, а затем хедж-фонд из Гринвич, Коннектикут, проверял, подтверждаются или пропадают данные несоответствия.

В LTCM отдавали предпочтение покупке облигаций, цены которых падали ниже исторических