Из испанских песен всем полюбилась модная тогда «Мария де ла О». В песне говорилось о цыганке, которая всем обладала, но не была весела – ей не хватало любви.

Когда в клубе было много людей, становилось весело, все старались перекричать патефон и друг друга. Испанские девушки едва поспевали подавать скромные блюда.

Хотя каждый стремился отведать здесь блюдо, которое не найдешь на корабле, и выпить одну-другую рюмку крепкого напитка, но главное заключалось не в этом. Прежде всего хотелось поговорить, обменяться впечатлениями. В такие часы забывалась тяжелая служба на кораблях и люди развлекались, будто они собрались в Севастополе или Кронштадте, а не в далекой Картахене.

«Уевос фритос (жареных яиц) или вино вьехо (старого вина),» – заказывали «старики», подходя к буфету и подмигивая «кончитам». «Симон, займи для меня местечко вон там в углу, где никакая бомба не пробьет», – шутил кто-нибудь. Душой общества был жизнерадостный, под стать своему командиру флотилии, Валентин Петрович Дрозд. Капитан де фрегата на испанской службе, он ходил в кожаной куртке с молнией и только черный берет, лихо сдвинутый на затылок, иногда сменял на форменную флотскую фуражку.

Компаньеро Дрозд ловко пользовался сравнительно небольшим запасом испанских фраз и мог не только заказать «рисовый плов с моллюсками» или «копиту коньяка», но и объясниться с Консуэло на любую щекотливую тему. От своего «шефа» Рамиреса он усвоил несколько соленых флотских выражений и поэтому пользовался только испанским языком, когда хотел выразить свое недовольство. Он был из тех, кто полностью отдается службе на корабле и может весело провести время в часы досуга, не теряя при этом головы. В город В. П. Дрозд частенько съезжал вместе со своим шефом, веселым, но слишком шумным командиром флотилии доном Висенте, но в клуб любил ходить один, как бы совсем освободившись от дел. Его ближайшим другом был капитан де фрегата С. Рамишвили.

Вечно занятый, Рамишвили и в клубе чувствовал себя не обычным посетителем, а «при деле». Его в любую минуту могли вызвать или сообщить какую-нибудь неприятность, скажем, доложить по телефону, что «пистолерос» открыли стрельбу в городе, но зато он мог помочь обеспечить хороший ужин, когда с продуктами уже становилось трудновато. Рамишвили и Дрозд имели обыкновение занимать один столик, и «арос де санта пола» (рисовый плов с моллюсками) был их любимым кушаньем.

Иногда устраивали общий стол, и, когда в клуб приходили В. Алафузов, В. Гаврилов, Н. Басистый, С. Солоухин, И. Елисеев, В. Богденко и другие волонтеры, остротам и шуткам не было конца. Если это было вскоре после прибытия «игрека» с посылками для моряков, то Кончита и Консуэло, кроме обычных блюд, подавали консервы, нарезали копченую колбасу, и «вино вьехо» заменялось «русским газолином», как звали испанцы нашу водку. Крепкими напитками не злоупотребляли. Традиционный кофе заменяли иногда чаем и удивлялись, как испанский повар мастерски его готовил.

Бывали дни, когда в клубе можно было встретить и наших генералов Д. Г. Павлова или Я. В. Смушкевича, но они обычно появлялись в Картахене на короткий срок в связи с прибытием крупных партий грузов, отдавали нужные распоряжения и быстро уезжали.

Приезжали в Картахену и летчики с соседних аэродромов И. И. Проскуров, Н. А. Остряков, Г. М. Прокофьев и другие, реже заглядывали танкисты из Арчены. Когда в ожидании «оказии» в Картахене собирались раненые волонтеры, то те из них, которые находились «на плаву», т. е. свободно двигались, тоже любили заходить в клуб.

Все добровольцы жили интересами республиканской Испании. После успешных операций на море или на сухопутных фронтах праздновали победу; горечь неудачи переживали вместе с испанскими товарищами. Как успех, например, отмечалось каждое благополучное прибытие транспорта. А после падения Малаги в феврале 1937 г. посетители клуба были явно в подавленном состоянии. И наоборот, после разгрома итальянского корпуса под Гвадалахарой, в марте, настроение было приподнятое как у советских товарищей, так и у испанцев.

«Вы когда соберетесь в море, чтобы переправить нас в Севастополь?» – полушутя-полусерьезно обращался к морякам танкист, которому уже надоело «отдыхать» в Картахене на транспорте «Магальянес» или «Map Кантабрико», которые стояли у причала, выжидая улучшения обстановки на море и заодно ремонтируя машины перед ответственным плаванием. «Лучше не спеша попасть в Севастополь, – отвечали моряки, – чем поторопиться и угодить в Кадис». Такая опасность в то время действительно существовала. Например, у берегов Алжира мятежники потопили советский транспорт «Комсомол». Весь экипаж во главе с капитаном Г. А. Мезенцовым попал в застенки Франко. Он шел с гражданским грузом, и даже не в Испанию, и все же был захвачен. Тем более нельзя было рисковать судьбой людей, отправлявшихся на испанском транспорте. Однако и Картахена – место, не очень подходящее для отдыха, и мы принимали все меры, чтобы скорее переправить танкистов на Родину.

Если в воздухе спокойно, то вечер у моряков, бывало, затягивается до 11–12 часов, после чего все направлялись на свои боевые посты. На улице темно. Мрачными массивами выделяются на фоне моря горы Синесо и Неграте. Глаза постепенно привыкают и начинают различать границы гавани с темными силуэтами кораблей. Кто еще недостаточно хорошо ориентируется в порту и на причалах, старается объединиться с кем-нибудь из «стариков», чтобы добраться до своего эсминца или крейсера. Хуже, если начинается тревога, – тогда ближайшее убежище в Капитании служит укрытием. Кончита и Консуэло, не успевая убрать посуду со столов, тоже спешат туда. Первые выстрелы зениток глухо раздаются со стороны моря, откуда мятежные самолеты любят атаковать базу.

В воскресные и праздничные дни клуб открывался с утра, но днем посещался редко, так как все испанские моряки отправлялись в город и на главной улице Калья Майор вместе с нашими добровольцами устраивались где-нибудь за столиком. Там же в это время собиралось и гражданское население города. Вынесенные на улицу столики заполняли всю проезжую часть, и целые семьи проводили за ними свободное время. Это по-испански!

Сидя за столиком, испанские моряки весело шумели, обсуждая проходящих сеньорит: «Ке гуапа (Какая красавица)», «ой морена (чернобровая)», – и это было в обычаях испанских городов, особенно на юге. Сама сеньорита считала это заслуженной похвалой и даже обижалась, если ее не провожали такими восклицаниями. Подобные реплики она принимала как должное и отвечала: «Грасиас, мучас грасиас (Большое спасибо)». Про моряков в Испании говорят: один моряк – один герой, два моряка – два героя, а три моряка – обязательно пьянство. Это не совсем правильно. Испанские моряки во время войны пили и иногда напивались изрядно, но явление это не носило массового характера. Более сознательная часть матросов и унтер-офицеров стремилась к культурным развлечениям. Многие посещали кино или корриду (бой быков). Потомственные портовые бродяги, которыми укомплектовывался флот еще при короле, предпочитали всякие увеселительные заведения. Кстати, посещение «веселых» заведений и старшими офицерами считалось явлением нормальным.

В городе иногда шли русские фильмы «Чапаев» и «Броненосец „Потемкин“». Все наши добровольцы по нескольку раз смотрели эти картины и жаловались только на порядки, которые существовали в испанских кинотеатрах: курение, шум, постоянное движение публики, а нередко и скандалы. Но со своим уставом в чужой монастырь не приходят.