Самолет миновал коричнево-зеленую Кубу и вскоре пошел на снижение. Внизу медленно возникал зеленый остров, на котором, в лучах заходящего солнца, блестели сотни ручьев и рек. Море вокруг Ямайки из-за многочисленных рифов утратило свой насыщенный цвет и было светло-голубым. Горная гряда бросала на Кингстон все удлиняющуюся тень, и в наступающих сумерках один за другим вспыхивали огоньки. Сделав широкий круг, лайнер устремился на посадочную полосу. Линия горизонта стала приближаться, розовые облака, еще недавно висящие сбоку, оказались высоко над головой, в иллюминаторе замелькали деревья и аэродромные строения, и вот уже самолет выруливал к конечной точке полета.

Кафкин сложил «Таймс» и потянулся. Вот и все. Первая часть операции закончилась. Закончилось беззаботное и безопасное время, когда ты читаешь газету для того, чтобы узнать новости, а не для конспирации, наблюдая за кем-то поверх бумажного листа. Что ждет его здесь? Удастся ли сойтись со странным миллионером, увлекающимся бабочками и предпочитающим всем ругательствам мира те, что произносятся на русском языке?

Влажный теплый воздух Ямайки ничуть не отличался от воздуха Нассау. Кафкин шел к зданию аэропорта Палисадос и чувствовал, как пот постепенно превращает его костюм в мокрую тряпку.

– Мистер Виктор Мак-кэй, – прочитал таможенник в паспорте Кафкина. – Надолго к нам?

– Посмотрим. Я тут получил наследство, так что надо будет подумать. Может, останусь.

Он забрал свои вещи и прошел в вестибюль, где рядами выстроились стойки авиакомпаний. «Эр Франс», «Люфтганза», «Бритиш эйруэйз», «Пан Ам»… Посредине помещения находился стенд с корреспонденцией для прибывающих-убывающих пассажиров. Рядом с ним стоял с газетой «Дейли глинер» высокий, атлетичный мулат в бежевых джинсах и красной тенниске.

– Простите, не подскажете, где здесь стоянка такси? – обратился Кафкин к мулату.

– Мистеру надо в город?

– Да, в какой-нибудь отель.

– Какое совпадение! Мой клиент не прилетел, так что я готов подвезти!

Все было безукоризненно. Кафкин кивнул, и они пошли на улицу. Желтая «хонда» стояла недалеко.

– Добро пожаловать на Ямайку, мистер Мак-кэй, – произнес мулат, укладывая саквояж Кафкина в багажник. – Надеюсь, вам у нас понравится, хотя, по мне, это не самое лучшее место на свете. Кстати, меня зовут Том. Кличка – Терминатор.

– Я знаю, – кивнул майор. – Мистер Дюрремонт сообщил мне об этом. Кстати, он о вас очень высокого мнения.

– Да, мы уже давно знакомы, и я не раз помогал ему. Думаю, и вы во мне не разочаруетесь.

Кафкин кивнул. Билл Дюрремонт, клерк средней руки в администрации Кингстона, был завербован Службой внешней разведки и осуществлял посреднические контакты с местным населением. Он нанимал надежных людей, которые ценили хорошую оплату своего труда и не задавали лишних вопросов.

Машина выехала со стоянки и, набирая скорость, понеслась в сторону Кингстона, который теперь уже полностью лежал в тени, мерцая многочисленными огнями. Кафкин приоткрыл окно, тотчас легкий ветерок, несущий запах мангровых болот, ворвался в кабину. За окном мелькали живописные кактусы.

– Том, – обратился Кафкин к мулату. – Прежде чем мы коснемся нашего дела, я бы хотел немного узнать о Ямайке. Дело в том, что у вас бывать еще не приходилось. В основном я бывал в Европе и Штатах, но и там дальше Флориды не залезал. Какого вы мнения о родной стране?

– Ужасно! А с чего радоваться, мистер Мак-кэй? Мне уже пятьдесят с лишним, и я еще помню времена, конец пятидесятых, когда о независимости только ходили разговоры. Тогда казалось, что вот станем самостоятельными, выберем свое правительство и сразу заживем. А что вышло? При англичанах здесь был порядок. Можно было спокойно гулять всю ночь по Кингстону и никто бы и пальцем тебя не тронул.

– Том, – усмехнулся Кафкин, – глядя на вас трудно поверить, что вас это волнует.

– Конечно, мне проще, – кивнул Терминатор. – Но у меня есть жена и три дочери, самой маленькой из которых пять лет. Не могу же я все время находиться с ними. А вдруг, пока я еду с вами, какой-нибудь накурившийся негодяй лезет в мой дом в Очо-Риосе?

Он вытащил из бардачка сигаретную пачку:

– Курите?

– Нет, берегу здоровье.

– Это правильно. Сколько раз уже бросал, да вот ничего не выходит. Видите ли, я, конечно, люблю Ямайку, регги, Боба Марли, но это далеко не райское место. С середины шестидесятых здесь началась не очень красивая возня за место под солнцем. Одни делали ставку на англичан, другие – на американцев. Мне безразлично, кто находится у власти: лейбористы или националисты. Однако, когда по вечерам вы рискуете в баре получить вместо кофе «Голубой Маунтис» пару пуль девятого калибра… Я не удивлюсь, мистер Мак-кэй, если у нас на улицах введут полицейское патрулирование.

– У вас тут так все серьезно?

Терминатор угрюмо крутанул руль.

– Это все наркотики. Марихуана, или по-нашему – «ганхи», а также кокаин. Сейчас у бандитов полно оружия. Это началось в семидесятых годах, когда партии стали вооружать своих сторонников. Да еще рост цен на бензин.

Машина въехала в городские кварталы. Слева от Кафкина желто-красными всполохами забили рекламные надписи. Вскоре они пересекли широкий бульвар и плавно подкатили к невысокому зданию колониальной постройки. Прожекторы, спрятанные за аккуратно подстриженными кустами, освещали внушительные колонны песочного цвета, которые поддерживали изящный портик. Невысокие деревья с обеих сторон от входа создавали ощущение уюта и спокойствия. Отель «Голубая гора».

– Это квартал Риджентс-парк, мистер Мак-кэй, – пояснил Том. – Очень приличное и спокойное место.

– Хорошо. Сейчас я устроюсь, и вы меня немножко покатаете по Кингстону. Полагаю, это вполне естественно для богатого гостя из Англии?

– Еще бы! – ухмыльнулся Том. – С моей точки зрения, англичане занимают второе место после итальянцев по интересу к нашим шлюхам.

Гулко печатая шаги на черно-белом мраморном полу, он подошел к стойке администратора и получил ключ от номера 307, к которому и поднялся на лифте в сопровождении пожилого грустного китайца, одетого в красную ливрею.

Номер был обычным. Полутораспальная кровать, тумбочка, телевизор, жалюзи на окне и ковер на полу, фрукты с пожеланиями приятного отдыха от администрации. Сколько таких вот безлико-уютных номеров пришлось ему уже сменить в своей жизни! Кафкин прошел на лоджию. Легкий шум автомобилей и далекий прибой нарушали тишину тропической ночи. Да еще слышались приглушенные звуки оркестра, и чей-то капризный женский голос говорил:

– Нет, Эдди, не сегодня. Не будь таким дурачком, мой милый!

Хотелось лечь и смотреть, смотреть на бескрайнее южное небо. А еще, как ни странно, летать. Как бабочка!