Конечной целью такой реструктуризации было набрать более многочисленные армии и получать больше доходов от войны. Обрабатывающее землю население рассматривалось как источник военной силы: идея о том, что крестьяне и солдаты суть одно и то же, нашла свое воплощение в концепции geng zhan zhi shi – «те, кто служат на земле и на войне». Различия между городским и сельским жителями также были во многом стерты, благодаря чему все население воспринималось как единое целое. Это позволило расширить концепцию прославления законного насилия, прежде характерную для аристократов (с их церемониальными боями на колесницах и охотой), на простолюдинов, призываемых для боевых действий большими массами пехоты[248].

История всего этого периода пестрит военными конфликтами: одно современное исследование насчитывает 358 войн в 535–286 годах до н. э., то есть более одной войны в год. Были и многолетние военные компании, охватывавшие более обширные территории. Степень мобилизации достигла невиданных ранее уровней, хотя неизвестно, насколько можно доверять часто преувеличенным официальным цифрам. Основные государства Ци, Цинь и Чу предположительно привлекли под свои знамена до миллиона солдат каждое, что примерно соответствует всей доступной людской силе. Часто упоминаются сражения с участием 100 000 и более человек, причем эти цифры имеют тенденцию к увеличению. Наиболее известный пример – битва при Чанпине в 260 году до н. э., в которой циньские войска якобы полностью истребили армию Чжао численностью в 400 000 человек. Общие потери проигравших в 26 крупнейших сражениях IV–III веков до н. э. составляют до 1,8 миллиона, а в другом исследовании сообщается о примерно 1,5 миллиона убитых войсками Цинь в 15 сражениях того же периода. И хотя эти цифры почти точно преувеличены, ни в массовой мобилизации, ни в огромных потерях сомневаться не приходится. Поразительно читать сообщения о том, что для битвы при Чанпине было мобилизовано все мужское население близлежащей области Хэнэй в возрасте от пятнадцати лет[249].

Вопрос о том, привело ли все это к выравниванию доходов и богатства, остается открытым. Борьба государства против наследственной аристократии и его опора на чиновников, получающих жалование и пожизненные наделы, увеличивали социальную мобильность и должны были препятствовать концентрации богатства, а особенно его передаче между поколениями. Раздача земельных участков простолюдинам должна была сократить неравенство среди населения в целом. Но все же частное землевладение – это палка о двух концах. Если раньше крестьяне были зависимыми и коэффициенты Джини эффективного контроля над землей, вероятнее всего, были очень высокими, то теперь отчуждаемость земли облегчила ее перераспределение, и это действительно упоминается в критике методов правления Цинь, которая часто звучала в ранний период Хань. Поздние наблюдатели убедительно показывали, что крестьяне теряли свою землю из-за налогов и непредсказуемых обязанностей и повинностей перед государством, что вынуждало их брать ростовщические займы, выдаваемые богачами, которые сначала позволяли крестьянам держаться на плаву, но в конечном итоге отбирали их землю. Непрекращающиеся войны не только способствовали уравнивающей земельной реформе и приватизации, но также подтачивали возникшую в итоге систему мелких частных хозяйств. В более общем смысле этот период характеризуется ростом коммерции, монетизации и урбанизации по мере того, как мелкие поселения превращались из укреплений знати в более крупные города. Все эти тенденции – предвестники увеличения неравенства. Они также хорошо согласуются с сообщениями о том, что крестьяне теряют свои земли и становятся безземельными работниками или издольщиками, в то время как обладатели капитала, такие как купцы и предприниматели, скупают их владения. В этом контексте становится понятно, почему государство рассматривало источники излишков как зло, которое следует уничтожать постоянной войной[250].

И все же растущий частный продукт невозможно было привлечь весь на службу войны. Археология предъявила в высшей степени любопытные находки. В одном исследовании отмечается размывание границ между захоронениями элиты и простолюдинов в царстве Чу того периода. Прежняя стратификация, согласно которой люди разного происхождения занимали разные места, угасла, и одни и те же вещи стали появляться по разные стороны границ. Неравенство теперь выражалось в количественных терминах, таких как многочисленность предметов или размер гробницы. Ключевым признаком статуса и дифференциации стало скорее богатство, а не ритуальный ранг. Бронзовое оружие теперь встречалось в могилах всех статусов, что говорило о всеобщей милитаризации, но не обязательно – о широко распространенном эгалитаризме[251].

В целом же Воюющие царства представляли собой арену борьбы противодействующих сил, которые могли как уменьшить, так и увеличить неравенство. Эти силы не обязательно действовали синхронно: первоначальные достижения, когда аристократия была смещена, а земля перераспределена между крестьянами, размывались по мере того, как богачи находили новые способы концентрации, полагаясь теперь скорее на рыночные механизмы, чем на феодальные привилегии. Продолжающаяся военная экспансия совпала с ростом частного богатства и, возможно, сопровождалась его концентрацией. Присвоение частных ресурсов государством вряд ли могло удержать рост неравенства богатства в условиях усиливающейся военной массовой мобилизации. Сложившуюся систему можно даже назвать вполне регрессивной, если принять во внимание, что она облагала очень тяжелым двойным налогом – на военный труд и на сельскохозяйственную продукцию – тех, кто меньше всего мог себе позволить его, то есть крестьян, тогда как другие виды богатства можно было легче защитить от требований государства. Пехотная война того времени была относительно недорогой и полагалась прежде всего на воинский призыв, на оружие массового производства (при этом предположительно, как это было в последующие века, использовался труд заключенных и других государственных рабочих) и на продовольствие, которое производили сами крестьяне. Налоги на крестьянские хозяйства, как утверждалось, во времена Цинь были гораздо более высокими, чем позже, во времена династии Хань. При этом не было необходимости тратить большие суммы на сложное снаряжение вроде военных кораблей, содержание которых потребовало бы более изощренных и, возможно, более агрессивных форм налогообложения. Таким образом у нас нет убедительных причин рассматривать массовую мобилизацию и продолжительно массовые военные действия эпохи Воюющих царств как успешный двигатель общего перераспределения. Поскольку война, сопровождающаяся массовой мобилизацией, в тот период ассоциировалась с выравниванием, распределительные меры служили средством поддержания войны, а не были ее итогом. Современный опыт мировых войн неприменим к тому времени[252].