История показала, что это был поворотный момент. Карл фон Клаузевиц, чья блестящая военная карьера началась в том же году, когда он в возрасте тринадцати лет впервые воевал с французами, позже восхищался этим нововведением в последней книге своего трактата «О войне»:

Под руководством Наполеона армии беспрецедентных размеров вели кампании по всей Европе. С 1790-х по 1815 годы через военную службу прошли около трех миллионов французов, или девятая часть общего населения страны, – уровень мобилизации, сравнимый с уровнем Соединенных Штатов во время Гражданской войны и Второй мировой войны. Как мы увидим в главе 8, распределение доходов, как предполагается, относительно выровнялось начиная с Французской революции и до посленаполеоновского периода. Правда, невозможно точно сказать, произошло ли это из-за внутренних революционных экспроприаций и перераспределений или благодаря последствиям внешних войн. Война с массовой мобилизацией и революции часто шли рука об руку: самые известные примеры – Германия и Россия после Первой мировой и Китай после Второй мировой. Случай Франции необычен тем, что революция в ней предшествовала массовой войне. Из-за этого труднее и, пожалуй, даже невозможно разделить их выравнивающие эффекты, но приоритет все-таки следует отдать революции, что побуждает нас рассматривать последствия войны как продолжение последствий революции. По этой причине я рассматриваю пример Франции в главе 8, посвященной революционным мерам выравнивания[243].

«Служащие на фермах и на войне»: досовременная война с массовой мобилизацией

Война с массовой мобилизацией по большей части является современным феноменом, по крайней мере в том узком смысле, в котором эта концепция рассматривалась на предыдущих страницах: в большинстве упомянутых случаев на военной службе находилась по меньшей мере десятая часть населения. Менее высокий порог позволил бы нам включить больше сторон в наполеоновских войнах или мировых войнах, без изменения общей картины. Минимальное требование Шива и Стесевидж в 2 % населения страны, находящихся на военной службе в конкретный момент, соответствует большей пропорции для затяжных конфликтов, поскольку солдаты погибали в бою или заменялись по другим причинам. Поскольку в досовременных армиях существенная доля смертности приходилась на инфекционные заболевания, продолжительная мобилизация даже при таком пороге постепенно забрала бы жизни очень большой части общего физически годного мужского населения. Только по одной этой причине – не говоря уже об экономических, фискальных и организационных ограничениях – традиционные аграрные общества вряд ли могли вынести такое напряжение в течение долгого времени[244].

То, что некоторые имперские методы позволяли отправить на сражения очень крупные армии, – это всего лишь показатель размера этих империй, а не признак массовой мобилизации. Например, в XI веке н. э. династия Северная Сун держала многочисленную армию, чтобы противостоять угрозе, исходящей с севера, от чжурчжэньской империи Цзинь. Источники указывают численность до 1,25 миллиона, что, по всей видимости, отражает распределение жалований, часть которых присваивали себе коррумпированные командиры, а не реальную мощь, но даже миллионная армия не превышала бы 1 % населения Китая того времени, насчитывавшего по меньшей мере 100 миллионов человек. Индийская империя Моголов в пору своего расцвета контролировала более 100 миллионов подданных, но никогда не призывала на службу даже одного процента из них. Армия Римской империи в эпоху расцвета насчитывала, возможно, 400 000 человек при общем населении империи 60–70 млн, что гораздо меньше 1 %. В Османской империи пропорция была еще ниже[245].

Чтобы выявить более подходящие к делу случаи, придется отправиться в более далекое прошлое. Первым претендентом можно назвать Китай эпохи Воюющих царств. В этот период, длившийся с V по III век до н. э., на территории Китая существовали семь враждующих царств, постоянно сражавшихся между собой за господство. Непрекращающийся конфликт превратил эти образования в централизованные территориальные государства, пытавшиеся мобилизовать свои демографические и иные ресурсы в максимально возможной степени. Реорганизация администрации, скорее всего, повлияла на концентрацию власти и богатства элиты. Если раньше территории и их население были поделены на наделы, которые контролировали местные влиятельные кланы, то правители эпохи Воюющих царств ввели систему уездов («сянь»), управляемых напрямую, что позволяло собирать налоги и проводить военные призывы. Чтобы искоренить влияние наследственной знати, цари переводили чиновников с одного места на другое, смещали их и даже казнили. Высшие чиновники, ранее набиравшиеся из числа правящих кланов, теперь рекрутировались также из рядов менее высокопоставленной элиты и превращались в наемный персонал, работавший за плату и потому полностью зависящий от государства. Постепенно большинство чиновников, упоминаемых в источниках, становится неизвестного происхождения, по мере того как старые семьи теряли влияние[246].

Административная реорганизация, по всей видимости, повлекла за собой и реорганизацию земли; начиная с VI века до н. э. государства вводили решетчатую систему и объединяли домохозяйства в группы по пять единиц. В процессе государство упрочило частные земельные владения, сократив количество элитных посредников, которые могли присваивать ренту и труд и тем самым конкурировать с центральным правительством. Такие интервенции подразумевали перераспределение земель. Наиболее подробно известная реформа, приписываемая Шан Яну из царства Цинь (начиная с 359 года до н. э.), предполагала распространение решетчатой системы на всю страну. Тот факт, что дороги и тропинки в этом регионе до сих пор образуют прямоугольный сетчатый рисунок, указывает на то, что эти смелые планы во многом были воплощены в жизнь. Реформаторы стремились поделить землю на равные участки, передаваемые индивидуальным домашним хозяйствам в зависимости от количества взрослых мужчин в каждом из последних. Такие меры (в той степени, в какой они были осуществлены) должны были привести к выравниванию имущества сельского населения. Военные награждения, наоборот, приводили к росту неравенства: в Цинь позднего периода Воюющих царств каждая отрезанная голова врага, которую приносил воин, давала ему повышение на один ранг и фиксированное количество земли, достаточное для пропитания семьи из пяти человек. Более того, эти наделы сохранялись и в дальнейшем, пусть и просто как единицы дохода, а не как реально контролируемые участки земли. В Цинь, например, члены высших девяти из семнадцати рангов имели право получать доход с таких наделов. И хотя предполагалось, что наделы не передаются по наследству, представители элиты всячески пытались приватизировать их посредством продажи или ростовщичества, что погружало крестьян в долги[247].