Мой дорогой мальчик… Когда ты получишь это письмо, меня наверняка не будет в живых. Но это совершенно меня не страшит — я принимаю все как заслуженную кару, как справедливое возмездие. И сейчас я с огромной радостью хочу отдать свою жизнь за то, чтобы тебя спасти.

Мой мальчик! Это письмо пишет тебе человек, который сегодня распростился со своей последней надеждой. 20 лет я жил в иллюзии, что то, что я делаю, является благородным и нужным делом, что кому-то очень нужен мой добрый труд… Сегодня, находясь на грани между жизнью и смертью, я думаю: лучше бы я умер еще при рождении. Чтобы никогда не узнать этот рухнувший мир, в котором уничтожены и растоптаны все человеческие ценности, в котором ничего не значат такие понятия, как человеческое достоинство и честь спортсмена. И в котором, прикрываясь иллюзией о доброте, нужности, благородстве профессии учителя, столько людей, сам того не зная, послал я на смерть. Сейчас, когда ты, мой любимый и самый талантливый ребенок, обречен (отчасти по моей вине, ведь это я тебя научил) на страшные муки, мне хочется себя убить! Я и убил бы себя, если б знал, что это может тебя спасти! Но все, что я могу сейчас сделать, только во что бы то ни стало найти тебя, отдать это письмо и помочь как можно быстрее бежать из города! Бежать туда, где ты будешь в полной безопасности и сможешь когда-нибудь меня простить.

Я не могу сказать, что, проработав тренером по борьбе 20 лет, я был невинной белой овечкой. Разумеется нет. Я прекрасно знал про кумите и знал то, чем занимается «Черный дракон» и конкретно Масловский. Но, зная об этом сам, я всегда честно ставил в известность своих спортсменов. Я честно объяснял им, что такое кумите и чем грозит участие в подобном бое в полном контакте. Они знали все, но сами принимали решение. То есть, зная о последствиях (смерть или тяжелые увечья), они сами добровольно соглашались на это! Понимаешь? Это был их добровольный выбор! Многие из них очень нуждались в деньгах, многие хотели получить огромную сумму денег сразу. За один бой им предлагали 50 тысяч долларов.

Каждый человек имеет право поступить так, как он хочет. Конечно, это не снимает с меня вины. Но до вчерашнего дня я не рассматривал их участие в кумите как свою вину. Это была их вина, ведь они сами дали добровольное согласие! Прав я был или не прав — теперь уже все равно. И мне не искупить этой вины, как бы ни была она огромна. Я смотрел на все это сквозь пальцы. И за то, что я так смотрел, Масловский мне очень хорошо платил.

Мое положение действительно было тяжелым, ведь мне уже больше сорока лет, а в таком возрасте поздно начинать жизнь заново. К тому же я не смог бы найти другую работу. В сорок лет меня не взяли бы даже тренером в государственную спортивную школу. А если б и взяли, жить на нищенскую зарплату учителя я бы уже не смог. Я дорожил своей работой и был счастлив, что могу заниматься любимым делом. Мне всегда казалось, что я умею трезво смотреть на вещи.

Теперь я знаю, как все это назвать. Соучастие в убийствах и подлость. Их было много, этих убийств. Господи, как же их было много! Мертвых или изувеченных двадцатилетних… Мертвым везло больше всего. Некоторые, чудом сумев выжить, от тяжелых ударов в голову полностью теряли рассудок и заканчивали свои дни в сумасшедшем доме. Некоторые кончали с собой. Но самым страшным было то, что после этих боев человек становился полным инвалидом, и до полной неподвижности. Я хорошо помню одного мальчика… Ему перебили позвоночник и до конца своих дней он обречен был лежать прикованным к кровати, в полной неподвижности, зная, что не поднимется уже никогда… Ему был 21 год. Это сейчас понимание приходит ко мне в настоящем, реальном свете. А тогда… Абстрагировавшись от этого, я стоял стороной. И получал от Масловского очень много денег. Особенно когда находили очередной двадцатилетний труп, бывший когда-то моим учеником. Можешь называть меня убийцей и преступником. Нет таких страшных слов, которые я не успел бы себе сказать. Но я хочу облегчить свою совесть, сумев спасти только одного человека. Тебя. Самого талантливого и лучшего из всех моих учеников.

Я расскажу тебе правду. О том месте, в котором ты прожил целых 15 лет. Был раньше спортивный клуб «Олимпиец-атлетик». Это было много лет назад. Клуб занимался заказными убийствами, рэкетом и кумите, которое только начало получать свою известность на просторах бывшего Советского Союза. Разумеется, размах был не тот. Бои проводились не до смерти, о них рассказывалось открыто. За один бой спортсмен получал от 1 до 3 тысяч долларов. Ставки не превышали 50 тысяч долларов.

Бои проводились во Дворце спорта — иногда даже под видом соревнований. Это было преддверием кумите. Шло время, мир оказался открыт. На горизонте появился Масловский, которое долгое время жил за границей и присутствовал на настоящих кумите. Масловский стал совладельцем клуба «Олимпиец», вложил в него свои деньги. А потом нашел общий язык с тем человеком, который контролировал «Олимпиец», по имени Фарид Аскеров, занимавшим очень большой пост. Когда выпал удобный случай, Аскеров уничтожил «Олимпиец», сделав Масловского своим компаньоном, и позволил заниматься кумите единовластно. Захватить монополию в этой области. Конкуренты уничтожались жестоко и быстро. Как, к примеру, триады, которые когда-то контролировали клуб «Путь тигра».

Когда Масловский нанял меня на работу, бизнес уже был в разгаре. Я был посвященным, но стоял в стороне. Я не готовил специально к таким боям своих спортсменов. Для этой цели у Масловского были свои люди. В мои обязанности входило закладывать хорошие навыки и молчать, когда находили очередной труп. Для проведения боев было много мест — от заброшенных спортивных площадок до дорогих ночных клубов. Его излюбленным созданием была яма.

Кумите в яме — там проводился финал. Ради крови Масловский добавил в финал оружие. И прибыль перевалила за миллионы. Я сам лично никогда не присутствовал на боях. На это меня уже не хватало. Но клиенты Масловского платили по много тысяч долларов за билет, чтобы увидеть жестокое и страшное убийство. Что доказывало, как недалеко мы, цивилизованные, современные люди, ушли в своем развитии от дикарей. Бои шли сериями. Промежутки между ними составляли один — три месяца. Я знал все это и жил. Ничто не мешало мне жить до того дня, когда рухнул мой мир, и я впервые понял по-настоящему, перед какой пропастью я стою.

В тот день Масловский попросил меня зайти к нему в кабинет. Он был необычайно деловит и спокоен. Он пригласил меня сесть, а потом сказал безапелляционным тоном, что решил выставить Сергеева.

Это привело меня в шок. Дело в том, что на тебя я всегда возлагал особенные надежды. Ты был моей гордостью, терпеливым творением моих рук. Долго, постепенно я учил тебя всему, что знал сам, совершенствуя твое мастерство. Ты предназначался для того, чтобы стать мастером, а не убийцей. Зная, как тяжело и рискованно спорить с Масловским, я попытался мягко возразить, что это невозможно, что Сергеев неподготовлен. Он ответил, что все чушь, что знают, что он уже занял место Качалова. А что касается званий, их у Сергеева полным полно. Через пару дней, к примеру, сказал он, будут очередные соревнования, и он еще раз выиграет. Я спросил: а если нет? И Масловский посмотрел на меня, как на полного идиота. Я понял неуместность своего высказывания: все соревнования были изначально куплены, в жюри находились его люди и побеждал тот, кого хотел Масловский, в зависимости от своих интересов.