- Да, пожалуй, ты прав, Кокран. Но предположим, что мужчина может найти женщину, убедиться, что она беременна, а затем продать ее Лобо до того, как ее состояние станет очевидным? Лобо подумает, что это его ребенок, и будет искренне благодарен, не так ли, тому человеку, который принес ему мать этого маленького чуда?’

‘Да, так и есть, и я полагаю, что его благодарность принесет немалую пользу.’

- Так вот, я пытался найти идеальную девку, чтобы продать ее Лобо. Я приехал сюда, чтобы узнать, есть ли на Занзибаре хоть одна такая. Но когда я слушал твой рассказ о гареме вашего султана, я думал про себя - Интересно, что будет, когда султан устанет от девушки? Я думаю, он продаст ее другому мужчине. И если это так, то, может быть, ты, Кокран, мог бы использовать свое влияние на могущественного принца Джахана, чтобы продать одну из его подружек, а я сделаю так, чтобы это стоило твоих усилий.

А потом по скрытому лицу Канюка расползлась улыбка, почти такая же широкая и злобная, как та, что была нарисована на его маске. Ибо здесь, в неприглядном облике Хэмиша Бенбери, он увидел решение всех своих проблем, конец своим невзгодам и шанс на новую жизнь, освободившись от принца и отомстив Кортни.

‘Я могу сделать гораздо, гораздо лучше, Бенбери. Я могу достать тебе суку, у которой в животе сидит щенок Лобо. И она не будет стоить тебе ни пенни ... за исключением половины ее продажной цены Лобо, которую ты дашь мне.’

‘А зачем мне это делать?’

- Потому что эта женщина стоит королевского выкупа, и, клянусь Богом, она заставит Лобо почувствовать себя королем, который владеет ею.’

А потом Канюк заговорил. Говоря, он осушил свой кувшин рома, потом еще один и еще одну бутылку вина для Бенбери. Покончив с разговором и выпив, они обменялись рукопожатиями в знак согласия, и Канюк пошел прочь от "Трес Макакос" вместе со своим рабом и стражником, чувствуя себя гораздо лучше, чем когда он прибыл сюда, даже лучше, чем когда-либо после потопления "Чайки морей". Да так сильно, что он поднял глаза к ночному небу и сказал короткое слово своему Создателю.

‘Большое тебе спасибо, старый ублюдок. Самое время было сделать мне одолжение.’

***

Трое мужчин двигались, как призраки, по крышам города. Босиком и бесшумно, как тени, Хэл, большой Дэниел и Уилл Стэнли перепрыгнули через небольшую щель на плоскую крышу дома позади дома консула Грея. Некоторые крыши, по которым они проходили, были покрыты черепицей, которая либо гремела под рукой или ногой, либо была предательски расшатана, так что время от времени одна из них соскальзывала с душераздирающим скрежетом. Только долгий опыт этих людей на парусах и на мачтах плывущего корабля не позволил ни одному из них упасть и разбиться насмерть. Тем не менее, они добрались, по крайней мере, до этой точки обзора, возможно, на пять футов выше, чем крыша жилища Грея.

В отличие от фасада дома с его величественной арочной дверью из красного дерева, украшенной замысловатой резьбой с исламскими мотивами, задняя часть дома Грея была гораздо менее богато украшена. Но в стене были прорезаны окна, а под ними - выступы. А еще ниже в некоторых окнах были балконы с простыми деревянными балюстрадами. Один из них должен был обеспечить им путь внутрь.

‘Ты его видишь? - прошептал Дэниел.

Глаза Хэла, всегда зоркие, как у ястреба, высматривали в темноте Аболи. Здесь, вдали от улиц, не было фонарей, и ночное небо было затянуто облаками, сквозь которые луна лишь изредка пробивалась, чтобы бросить на крыши мимолетные мгновения серебристого света.

‘Пока нет, - ответил Хэл. Однако он мог видеть часовых - два африканца в белых халатах стояли у ворот в середине задней стены, которая должна была обеспечить вход в поместье для торговцев и слуг. Часовые были вооружены мушкетами - хитро подобранное оружие, подумал Хэл, потому что оно ревело, как дьявол, когда стреляло, предупреждая всех о приближении беды.

Еще двое мужчин медленно расхаживали по крыше напротив них из стороны в сторону. Никого из этих охранников не было там, когда Хэл и Петт приходили на обед. Но с другой стороны, Грей всегда был человеком, который заботится о своей собственной шкуре. Он должен был быть уверен, что если что-то пойдет не так с грязной работой этой ночи, то он останется хорошо защищенным.

- Там! - прошипел Хэл. Большой Дэниел и Стенли подползли к нему поближе.

- Иисус и Мария, но он смелый тип’ - прошипел Большой Дэниел, потому что на крыше напротив стоял Аболи, низко наклонившись, с ножом в руке, двигаясь быстро и плавно, как тень птицы, и приближаясь к одному из охранников сзади.

Хэл затаил дыхание, уверенный, что охранник сейчас обернется. Что он выстрелит из этого мушкета. Но Аболи уже набросился на него, как леопард на антилопу. Он зажал ему левой рукой рот и нос, воткнул нож в шею ниже уха, и Хэл увидел, что лезвие торчит с другой стороны. Затем Аболи рубанул его по горлу, и когда ноги часового подогнулись, он беззвучно опустил его на пол.

Аболи снова зашевелился. Но другой часовой уже повернулся, подойдя к восточному краю крыши, и Стэнли тихо выругался.

‘У него не получится, - пробормотал большой Дэниел.

Поднялся мушкетон, но охранник был недостаточно быстр, и Аболи вонзил нож ему под ребра в самое сердце, затем вытащил лезвие и полоснул им по шее мужчины, прежде чем тот успел закричать. Затем Аболи каким-то образом удержал мушкетон, а охранник стоял, захлебываясь собственной кровью, уже мертвый, прежде чем его ноги успели это осознать. Аболи пронесся за ним и положил человека на землю, затем подошел к краю крыши и сбросил с себя длинную веревку, которая была обернута вокруг его тела, как пояс.

Дэниел вздохнул. - Видит Бог, я люблю его, как брата, но он смертоноснее этой проклятой оспы.’

Теперь они стояли, а Аболи подошел к краю крыши и, держась за один конец, швырнул мотки веревки Хэлу, который поймал их прежде, чем они пролетел над его головой. Аболи привязал свой конец веревки вокруг талии, а затем перебрался через край и на мгновение повис на руках во всю длину, прежде чем спрыгнуть