последние два года, и все же мы только сейчас встретились в первый раз. Я - магараджа Садик-Хан-Джахан. Твой старый противник Султан Ахмед Эль Гранг, предводитель оманских арабов, служил мне так же, как ты служила ребенку, который называл себя императором Эфиопии. Принц вздохнул и покачал головой. - ‘Знаешь, жаль, что такая красивая женщина, как ты, действительно пропадает на поле боя.’

‘Нет, - ответила Юдифь, - солдат моего опыта пропадает зря в этом прославленном борделе.’

- Пожалуйста, любимый, я не понимаю,’ - сказала Алина, выпрямляясь. - ‘Почему вы называете эту женщину "генерал"? Почему она говорит, что она солдат?’

- Потому что, моя драгоценная, она не только достойна тебя по красоте, но и была достойна Эль Гранга как солдат. Она командовала армиями, а ты просто командуешь гвардейцем, который стоит по стойке смирно у меня между ног. А теперь иди! Я должен поговорить с генералом. Я позову тебя позже, если ты мне понадобишься.’

‘Не жди слишком долго’ - промурлыкала Алина, - потому что каждый час без тебя для меня - вечность.’

Она встала с дивана и, извиваясь всем телом, вышла из комнаты, едва переступая с ноги на ногу, когда проходила мимо Юдифи, и все же бросила на нее бессловесный взгляд, полный неприкрытой враждебности, которая была таким же объявлением войны между женщинами, как и началом военных действий любого правителя против королевства другого мужчины.

Принц самодовольно улыбнулся, когда его игрушка удалилась, а затем, наклонившись вперед и глядя прямо на Юдифь, сказал: "Я цивилизованный человек и горжусь тем, что действую с честью и в соответствии с законами Божьими. Но признаюсь, я нахожусь в некотором затруднении. Будь ты человеком в генеральском звании, которого я захватил в бою, я бы держал тебя в плену. Если бы я был уверен, что это безопасно, я предложил бы тебе вернуться к твоему народу за выкуп и в обмен на требуемую сумму и твое торжественное честное слово, что ты никогда больше не будете носить оружие против меня или моего народа, я бы отпустил тебя обратно к твоей семье. Конечно, за командира вашего Высокопреосвященства выкуп был бы много-много лакхов серебряных рупий; на самом деле, так много, что я сомневаюсь, что казна самого императора Эфиопии могла бы покрыть эту цену. Так что у меня остается менее приятная возможность даровать тебе быструю и почетную смерть. Тебя не будут мучить, с тобой не будут плохо обращаться, и ты умрешь как мужчина.

‘Но ты не мужчина, и это усложняет дело ... и твой народ, и мой относятся к тебе с благоговейным трепетом, который никогда не испытывал бы ни один человек, как-будто ты - нечто магическое, нечто большее, чем человек. Молодая женщина, немногим старше девушки, которая, тем не менее, ведет к победе огромные армии - воистину, она должна быть чем-то большим, чем человек. Ваши люди – а я, конечно, говорю сейчас о простом народе, а не о высшем классе образованных людей - верят, что ты спустилась к ним с небес, как ангел.’

‘А твои считают меня демоницей из ада. Я прекрасно это понимаю, - сказала Юдифь. - Но я не ангел и не демон. Я - женщина, простая и незамысловатая. Так что же ты собираешься со мной делать?’

Принц задумчиво вздохнул. - Ах, вот в чем вопрос ... признаюсь, я много думал в течение многих месяцев о том, что бы я сделал, если бы ты когда-нибудь попала в мои руки. Я уже не раз менял свое мнение, и даже могу изменить его снова.’

- И что же? ’

- Он пожал плечами. - Искушение продать тебя в рабство тому, кто предложит за тебя самую высокую цену, очень велико. Подумать только, кто был вознесен так высоко, как ты, доведен до самых глубин человеческого существования ... кто из тех, кто пострадал от твоих рук, не получил бы от этого удовольствия? Но отдать тебя вот так ... какая потеря! И какое же удовольствие это мне доставит на самом деле?

- С другой стороны, ты женщина удивительной красоты и, как мне сказали, плодовитости. Это очень ценный товар, и я мог бы получить большую милость, предложив тебя в наложницы моему брату Великому Моголу или даже Султану в Константинополе. Если бы у кого-нибудь из них родился сын от тебя, каким бы он был мужчиной! Но почему я должен позволить кому-то из этих двоих получить такое преимущество? Конечно, раз уж ты у меня есть, я должен оставить тебя только для себя.’

Юдифь едва не плюнула, произнося следующие слова - ‘Я скорее умру, чем стану вашей наложницей. И я скорее убью своего собственного ребенка, чем позволю ему расти при вашем дворе и под вашим Богом.’

‘Да, именно этого я и боялся, - сказал принц, кивая головой.- ‘И в любом случае я вряд ли смогу удержать тебя в своем гареме, разве что в одиночном заключении. Ты уже нажила себе смертельного врага в лице Алины, и хотя она хорошенькая, как котенок, она опасна, как тигрица. Кроме того, есть и другие мои наложницы, о которых стоит подумать. Это молодые женщины из многих стран, но все они происходят из очень скромных семей. Жизнь, которую они ведут здесь, - это рай по сравнению с тем, что они оставили позади, и все, что они должны сделать взамен, - это угождать мне и повиноваться мне. Они не сомневаются, что это очень честная сделка, и они никогда не будут бунтовать в любом случае. И все же ты можешь внушить им идеи, которые сделают их несчастными, непослушными и не желающими угождать. Это доставило бы мне большие неудобства, не в последнюю очередь потому, что мне пришлось бы убить их всех и найти замену.’

‘Я уверена, что мне не хотелось бы доставлять вам столько хлопот, - сказала Юдифь с тяжелым сарказмом. ‘Но теперь, когда вы рассказали мне обо всех отвергнутых вами возможностях, какую судьбу вы выбрали для меня?’

- Во-первых, ты присоединишься ко мне за ужином. Я хотел бы услышать отчет о ваших эфиопских походах - о расположении ваших сил, о тактике, которую вы заранее спланировали, о новых решениях, которые вы были вынуждены принять в пылу сражения, и так далее. Я буду относиться к тебе с уважением и не стану