Алекс предложил ей кофе и коньяк. Рафаэлла согласилась накофе, отказалась от выпивки и села на маленький диванчик, любуясь обстановкой.Через минуту он вернулся, и она заметила, что, когда он ставил чашку на стол,его руки дрожали не меньше, чем у нее.

– Я не была уверена, что застану тебя дома, –начала она неловко, – но решила все-таки заглянуть.

– Я же сказал, что буду дома. – Он серьезносмотрел на нее. – И сдержал слово, как видишь.

Она кивнула и отхлебнула горячего напитка.

– Как отпраздновал Рождество?

– Хорошо, – улыбнулся он, пожав плечами. –Для Мэнди это было настоящим событием, мама приехала за ней, чтобы забрать наГавайи. Она обещала ей эту поездку уже целую вечность, кажется, они развлекутсяна славу. Мама только что закончила новую книгу и нуждается в отдыхе. Как говорится,старость – не радость.

– Это ты о своей матери?

Он удивил и рассмешил Рафаэллу.

– Она никогда не состарится. – И она рассказалаему новость, о которой не успела сообщить на берегу.

– А у меня тоже выйдет книга. – Она покраснела изасмеялась: – Конечно, это не настоящий роман.

– Твоя книга для детей? – Он искренне обрадовалсяза Рафаэллу.

– Мне сообщили об этом пару недель назад.

– У тебя уже есть свой агент?

– Нет. Это пробный шаг начинающего автора. Они смотрелидруг на друга и улыбались.

– Я рад, что ты пришла, Рафаэлла. Я давно хотелпоказать тебе эту комнату.

– А я – рассказать о своей книге.

Они болтали, точно старые друзья после долгой разлуки. А чтоже дальше? Прошедшего не вернешь. Рафаэлла знала это. Слишком много проблеммогло возникнуть – с Кэ, с ее отцом, матерью, Джоном Генри. Жаль, что она немогла поделиться с ним кошмаром прошедшего лета.

– О чем ты думаешь?

Она задумчиво смотрела на огонь в камине, и вид у нее былподавленный.

– О прошедшем лете, – ответила она совздохом. – Это было не лучшее время в моей жизни.

Алекс кивнул и грустно улыбнулся:

– Я так счастлив, что ты вернулась и мы можемпоговорить. Тяжелее всего мне было пережить… что я не могу перемолвиться стобой даже словечком… что не увижу тебя, когда вернусь вечером домой. Мэндисказала, что для нее это тоже было самым трудным.

Его слова ранили Рафаэллу в сердце, и она отвернулась, чтобыон не заметил боли в ее глазах.

– Чем ты занимаешься сейчас, Рафаэлла?

Она задумчиво смотрела на огонь.

– Не отхожу от Джона Генри. В последние месяцы емустало хуже.

– Наверно, для вас обоих это очень тяжело.

– Для него в особенности.

– А для тебя?

Он строго смотрел на нее, но она не отвечала. И тогда, неговоря больше ни слова, он наклонился и нежно поцеловал ее в губы. Она неостановила его, плохо сознавая, что они делают. Она просто целовала его,сначала нежно, а потом все с большей страстью, вкладывая в поцелуй всю своюпечаль, одиночество и тоску по нему, которая накопилась в ней с этого лета. Еесловно подхватило волной, и она чувствовала, что он тоже борется с нахлынувшейстрастью.

– Алекс, я не могу…

Она не могла начинать все сначала. Он кивнул:

– Я знаю. Все в порядке.

Они еще долго сидели у камина и говорили, говорили о себе, оних двоих, о том, что они пережили, что чувствовали. И неожиданно заговорилисовсем о другом: о встречах с другими людьми, о забавных случаях, как будтоцелых шесть месяцев ждали момента, чтобы поделиться этим друг с другом. Онипростились в три часа ночи, на углу ее улицы. Алекс настоял на том, чтобыпроводить ее. Волнуясь как мальчишка, он решился спросить:

– Мы можем встретиться еще раз? Как сегодня?

Он не хотел пугать ее, понимая, что она живет под двойнымдавлением – своей семьи и своих обязательств перед мужем и собой. Она слегказадумалась и кивнула.

– Может, прогуляемся завтра по набережной?

– Завтра? – рассмеялась она. – Отлично.

– Я подъеду за тобой на машине. – Была суббота, ион был свободен. – В двенадцать – подойдет?

– Хорошо.

Чувствуя себя вновь легкомысленной девчонкой, она махнулаему рукой и ушла, улыбаясь всю дорогу до дома. Она забыла про Джона Генри, проотца, Кэ Вилард, – словом, обо всем на свете. Голова ее была занятаАлександром… Алексом… и их завтрашней встречей на берегу моря.

После этой встречи Алекс и Рафаэлла стали видеться каждыйдень. Они встречались на побережье или у него дома, сидели у камина, пили кофеи вели долгие разговоры о своей жизни. Она показала ему контракт, который ейприслали из Нью-Йорка, он делился новостями о своих текущих делах в суде. Онивстречались в середине дня, когда Джон Генри отдыхал после обеда, и вечером,когда он отходил ко сну. Они проводили вместе только те часы, когда Джон Генриспал, и это спасало ее от чувства, что она крадет у мужа минуты, дающие емупоследнюю радость в жизни. Рафаэлла проводила с Алексом только то время, когдаполностью принадлежала себе самой, – полчаса здесь, около часа там, редкиесвободные минуты, когда она позволяла себе дышать, думать, гулять и житьполноценной жизнью.

И это были счастливейшие из тех часов, которые оникогда-либо проводили вместе, часы, когда они заново открывали друг друга. Алекси Рафаэлла познали себя самих лучше, чем за прошедший год. Хотя, возможно, завремя одиночества каждый из них просто стал немного мудрее. Так или иначе, нопотеря друг друга, пусть временная, не прошла для них бесследно, но отразиласьна каждом по-своему. Их отношения оставались по-прежнему хрупкими инеустойчивыми, оба боялись их дальнейшего развития. Рафаэллу страшил возможныйсемейный катаклизм, подобный тому, что произошел летом между ней и отцом послеписьма Кэ, и ей, как и раньше, не давало покоя чувство, что она лишает Алексавозможности обрести новую семью. Алекс же больше всего боялся снова потерятьРафаэллу. В конце концов, он получил благословение от самого Джона Генри и нечувствовал себя ни в чем виноватым. Они медленно, шаг за шагом приближалисьдруг к другу. И вот однажды, первого января, она пришла к Алексу в два часадня; Джон Генри объявил, что проспит весь день, и похоже, в самом делесобирался это сделать.

Рафаэлла поискала Алекса во дворе и позвонила в дверь, небудучи уверенной, что застанет его дома. Он открыл дверь и не смог скрытьрадостного удивления.

– Вот это сюрприз! Как ты здесь очутилась?

– Зашла тебя навестить. Не помешаю? – Она вдругпокраснела, подумав, что позволяет себе слишком многое, ведь у него могла бытьв гостях другая женщина.