Ночью Кузнецов никак не мог уснуть. Все думал и гадал, откуда взять корабли и подводные лодки для Северного флота. Несколько эсминцев можно перевести с Дальнего Востока, а брать лодки пока нельзя: еще неизвестно, как поведет себя Япония. Тихоокеанский флот надо держать в готовности на случай внезапного нападения. Правда, скоро на флот поступит больше десятка «малюток», но Головко просит направить их ему.

— У меня и «малютки» будут неплохо воевать, — говорил комфлот. — Вы, Николай Герасимович, сомневались и в торпедных катерах, смогут ли они действовать на Севере. И что же? Катерники успешно топят вражеские транспорты.

«Придется несколько подводных лодок перевести с Балтики, там ограничены их боевые действия, — продолжал размышлять нарком. — И надо это сделать поскорее…»

Неожиданно его вызвал Сталин. В кабинете он был один и курил. Перед ним лежала карта, и он что-то на ней разглядывал. Но вот он резко вскинул голову.

— Все-таки Керченско-Феодосийская десантная операция нам удалась, — сказал Верховный. — Войска Кавказского фронта освободили Феодосию и Керчь, отвлекли часть сил врага от Севастополя. Но надолго ли? Кстати, что случилось с десантом, высаженным в Евпатории? Я получил противоречивые доклады, и Генштаб толком не знает.

Кузнецов ответил, что ночью 5 января корабли высадили в Евпатории морской батальон до семисот человек. Моряки захватили южную часть города. Три дня шли упорные бои, но поддержки из-за сильного шторма на море десант не получил и весь погиб.

— Еще одна трагедия, — грустно произнес Сталин.

— Печально, но факт, — угрюмо бросил Кузнецов.

Сталин подошел к нему так близко, что на его лице нарком увидел оспины.

— Ясно, что командующий фронтом не все продумал до конца с десантами, но где были вы и ваши адмиралы? — сурово изрек Верховный. — Вам не следовало занимать выжидательную позицию: видите, что-то не так — ломитесь в Ставку, бейте тревогу, да и сами можете принимать меры. — Он вернулся к столу, посмотрел какую-то бумажку. — Что случилось с ледоколом, носящим мое имя? Он что, погиб? Я так и не понял товарища Папанина.

Поначалу растерявшийся было Кузнецов пришел в себя.

— У острова Сосновец ледокол принимал уголь с транспорта «Правда», его атаковали «юнкерсы», — объяснил нарком. — Одна бомба взорвалась на палубе, в образовавшуюся пробоину хлынула вода. Но взрыв котлов удалось предотвратить — отличились кочегары. Есть потери — четверо убитых и десять раненых. Ледокол был взят на буксир и сейчас стоит у причала в Молотовске. Его быстро отремонтируют, — заключил нарком. — Я потребовал от комфлота проявлять о ледоколе особую заботу.

— Почему особую? — прервал его Сталин. — Не потому ли, что ледокол носит мое имя?

У Кузнецова вдруг пересохло в горле.

— Не потому, — возразил он. — Этот ледокол сейчас на Белом море один, выполняет колоссальную работу, и если с ним что-нибудь случится, нам нечем будет проводить транспорты сквозь льды.

Сталин долго молчал.

— Скажите, линкор «Парижская коммуна» участвует в обстреле побережья, занятого противником? — спросил он.

— Да, товарищ Сталин.

— Почему? — возвысил голос Верховный. — Я же строго-настрого распорядился не делать этого!

— В районе Феодосии надо было поддержать наши войска, и я пошел навстречу просьбе комфлота Октябрьского. Корабли обстреливали скопление немецких войск в населенных пунктах Старый Крым и Салы.

— Оказывается, вас тоже надо учить точному исполнению моих приказов, — хмуро заметил Верховный. Он подошел к столу, снял трубку с аппарата и позвонил маршалу Шапошникову. — Борис Михайлович, вы тоже не спите?.. Крымский фронт вас волнует?.. И меня тоже. У меня тут товарищ Кузнецов. Заходите, пожалуйста, обговорим обстановку в Крыму. Я боюсь, что после захвата немцами Феодосии мы понесем новые потери.

Кузнецов огорчился в душе: «Кажется, я надолго тут задержусь, а в семь утра выйдет на связь Трибуц. Ладно, он подождет».

Адмирал Алафузов вернулся из Куйбышева и поспешил к наркому.

— Готов приступить к исполнению своих прямых обязанностей! — весело доложил он, поднеся руку к фуражке. — По боевой работе я соскучился…

— Да ты, Владимир Антонович, похудел, — улыбнулся Николай Герасимович, пожимая ему руку.

— Пять килограммов сбросил!

— Теперь верю, что там ты крутился, — усмехнулся Кузнецов. — Или от переживаний по поводу дел на фронте?

— И то и другое, видно, сказалось на мне…

— Для начала прочти вот это. — И нарком дал Алафузову листок.

Эта была депеша Военного совета Черноморского флота. «Командующий фронтом Козлов требует от нас вновь высаживать десант в Феодосию на боевых кораблях, — читал про себя Алафузов. — Данная высадка исключительно рискованна для флота. Сроки для подготовки и высадки отводятся весьма короткие…»

— Что скажете, Владимир Антонович?

— Я разделяю мнение Военного совета Черноморского флота, — ответил заместитель начальника Главморштаба. — Считаю, что вам надо идти к Верховному.

Кузнецова огорчило то, как быстро изменилась обстановка в Крыму. В декабре защитники Севастополя отбили второй штурм гитлеровцев. Феодосия, Керчь и значительная часть Керченского полуострова были освобождены. Однако в середине января через несколько дней немцам удалось снова ворваться в Феодосию, за которую было пролито немало крови, потеснить части 51-й армии на восток…

«Надо посоветоваться с Борисом Михайловичем», — решил Николай Герасимович.

С утра в Москве было ветрено и морозно, и пока Кузнецов добрался до Генштаба, он продрог. Маршал Шапошников, пожимая ему руку, с улыбкой на худощавом лице спросил:

— Почему вы, голубчик, явились без предварительного звонка?

— Дело срочное…

— А я вот собрался к Верховному. — Маршал показал на какие-то бумаги. — Подготовил директиву Ставки о разделении Кавказского фронта на Крымский фронт и Закавказский военный округ. В состав Крымского фронта войдут три армии, оперативно подчиним ему Севастопольский оборонительный район, Черноморский флот, Азовскую военную флотилию и Керченскую военно-морскую базу.

— Кого решено поставить командующим Крымским фронтом? — спросил Николай Герасимович.

— Того, кто командовал Кавказским фронтом, — генерала Козлова. А что, голубчик?

— Я пришел на него жаловаться. — И Кузнецов протянул маршалу телеграмму Военного совета Черноморского флота. — Категорически возражаю против высадки в Феодосии нового десанта! Три недели она была в наших руках после того, как ее освободили в Керченско-Феодосийской операции, и вдруг снова оставили…

— Не горячитесь, голубчик! Противник вынудил наши части оставить Феодосию и отойти на Ак-Монайские позиции. У немцев оказалось больше сил, чем у Козлова. — Маршал вернул Кузнецову листок. — Спасибо за информацию, но я уже в курсе дела. В Генштаб тоже поступил подобный текст, и генерал Василевский принес мне депешу.