— Так и сказал? — напружинился Кузнецов.

— Слово в слово. — Левченко передохнул. — Это было два дня назад. А вчера он вел себя со мной по-другому… Вот я и думаю, почему? Вы случайно не говорили с вождем о моей персоне?

— Зачем тебе все это знать? — мягко улыбнулся Николай Герасимович. — Ты жив, здоров, есть новая должность, есть где проявить себя. Надо доказать Верховному, что ты чего-то стоишь. А большие звезды на погонах у тебя появятся.

— И все же, Николай Герасимович, вы были у Верховного? — допытывался Левченко.

— Ладно, скажу… Понимаешь, я сначала пошел к Берия, и мы крепко с ним повздорили. Он заявил, что твоя судьба решена — лагерь, а то и девять граммов свинца. Тут уж я испугался за тебя и пошел к Сталину.

— Тяжелый был разговор?

— Очень. Я даже сказал, что готов уйти с поста наркома ВМФ. Такое дело, понимаешь… Коса на камень нашла… — Кузнецов встал. — Поезжай на Балтику. С Трибуцем я сегодня переговорю.

— Спасибо, — растрогался Левченко. — Я этого не забуду…

Развернувшись над Невой, «Дуглас» пошел на посадку.

Ленинград окатил Кузнецова сырым, ледяным ветром. Едва нарком вышел из самолета и ступил на бетонку, по лицу больно стегнула снежная крупа. Трибуц, встретивший его, был сдержан, чем-то озабочен, прятал лицо от ветра. Когда садились в машину, он спросил наркома, надолго ли тот приехал.

— Поживем — увидим, — буркнул Николай Герасимович.

Улицы занесло снегом, мрачно высились сугробы по обочинам дороги. Но до штаба флота добрались быстро, хотя на Невском проспекте пришлось задержаться: «юнкерсы» бомбили город. Николай Герасимович с дороги выпил горячего чаю, потом завел разговор о том деле, ради которого он прибыл. Трибуц честно, без прикрас обрисовал обстановку на данный момент, подчеркнув, что она «опасна и непредсказуема», хотя флот и сражается с предельным напряжением. Кузнецова огорчило, что подводные лодки в Балтийское море уже не выходили.

— Лед в Финском заливе, — пояснил Трибуц. — И мины нас тревожат. В ноябре рискнули послать на боевые позиции две лодки, и одна из них, «Л-2», капитан-лейтенанта Чебанова погибла. Подорвалась на мине. А случилось это у мыса Кери.

— Надо тралить фарватер, — сухо заметил нарком. — И тралить хорошо, а не просто пахать винтами море…

Ближе к вечеру нарком ВМФ провел совещание с работниками штаба флота, высказал критические замечания в их адрес.

— Я не скажу, товарищи, что вы плохо воюете. — Сдержанная улыбка чуть тронула лицо наркома. — Есть у вас и подвиги, и герои, но есть и серьезные пробелы. Не будь их, у вас меньше было бы потерь на море. Комфлот говорил мне о гибели подводной лодки Чебанова, но как мне известно, истек срок автономности еще двух лодок — «С-8» старшего лейтенанта Брауна и триста двадцать второй «щуки» капитана 3-го ранга Ермилова. Наверное, погибли и эти корабли. А где? Тайна покрыта мраком…

— Наверняка погибли на минах в Финском заливе, — подал голос начальник штаба флота.

— В конечном счете неважно, где погибли, главное — как и отчего, — продолжал Кузнецов. — И если уж говорить о командирах, то мне импонируют такие, как капитан-лейтенант Петров. Это же он у острова Хиума торпедировал немецкую подводную лодку. Чем не подвиг? Петров первым нанес по врагу удар и выиграл!..

Трибуц как должное воспринял критику наркома, хотя страсти бушевали в его душе. Кому приятно, когда тебя начальство «песочит»? Зато когда Кузнецов беседовал с генералом Кабановым, комфлот повеселел.

— Рассказывай, как эвакуировались с Ханко! — попросил нарком.

Герой Ханко, высокий и полный, с черными усами, был прям:

— Хлебнули мы лиха вдоволь, Николай Герасимович, если коротко. — Кабанов потрогал усы. — Дали фрицам по зубам, крепко дали, чтобы выветрился у них из памяти наш полуостров… А потом мы оказались в глубоком вражеском тылу, и нам пришлось уходить.

— Отступали с боями, — заметил Трибуц.

— Бились с фрицами без страха — это уж точно, — продолжал Кабанов. — Я вот беседую с вами, а перед глазами морской пехотинец, мой земляк. Его ранило в живот. Пока искали санитара, я нагнулся к раненому и спрашиваю: мол, больно? В ответ услышал: «Колет чуток, товарищ генерал, зато мы дали жару фрицам!» Сам едва дышит, но не о себе печется — о святом деле… У меня на глаза слезы навернулись. Такие ребята погибают!

— Ваш земляк умер?

— Часа через полтора. Перед смертью просил матери написать, чтоб сестренку поберегла… — Кабанов грустно вздохнул. — Война, она ничего не принимает на слово. Тут надо врага низвергнуть, а самому живым остаться.

— Вот-вот, врага одолеть, а самому живым остаться, — горячо подхватил нарком. — Моряки порой глупо ведут себя в бою, с показной лихостью. Идут на врага в полный рост, в тельняшках и бескозырках, даже каски не надевают. Это я видел под Москвой. Там их полегло немало… — Кузнецов помолчал, собираясь с мыслями. — Честь военного моряка у нас в особом почете, и ее надо утверждать боевыми делами! — Николай Герасимович повел цепким взглядом по лицам сидевших. — Что-то я не вижу Гордея Ивановича, где он?

Трибуц ответил, что Левченко был в море и сильно простыл.

— Я им доволен, умело руководит Ленинградской военно-морской базой.

— Строго с ним поступили, хотя Гордей Иванович делал в Крыму все что мог, но без достаточных сил и танков остановить врага был не в состоянии. Ты, Владимир Филиппович, поддержи его, не то как бы он духом не пал. — Нарком встал из-за стола. — Кажется, все собрались? Ну что, товарищи командиры, поговорим о том, как сражается флот, как усилить удары по врагу, чтобы хоть как-то ослабить натиск фашистов на Москву… — Кузнецов опять помолчал, и этой паузой воспользовался Трибуц.

— Николай Герасимович, неужели немцы возьмут столицу? Они согнали туда столько войск и танков, что возникла реальная опасность.

— Никак они не смогут ворваться в Москву, — возразил нарком. — Это я чувствую сердцем…

Николай Герасимович вернулся из Ленинграда глубокой ночью и уснул в кабинете. Галлер с трудом разбудил его.

— Что случилось? — Кузнецов протер глаза.

Галлер выпалил на одном дыхании:

— Наши войска пошли в наступление под Москвой!

— Наконец-то! Калининский фронт?

— Да, генерал Конев нанес удар в обход города Калинина на Ржев. Немцы драпают!

На другой день начали наступление войска Западного фронта под командованием Жукова и армии правого крыла Юго-Западного фронта маршала Тимошенко. На всех направлениях наши войска протаранили оборону врага и успешно продвигались вперед.

— Ну вот, Лев Михайлович, пришел и на нашу улицу праздник! — сказал нарком. Он подошел к карте, где красным кружочком Галлер обвел Севастополь. — Как бы там немцы не начали новые атаки. Знаешь, почему я об этом подумал?